Пляска Бледных

— Спасибо, Алекс, за уточнение очевидного, — осадила его Лена, одарив жёстким взглядом, — но давайте без конфликтов. Ты права, Дарин, мне не нравится не столько сам секс, сколько его подача в массовой культуре и повальная сексуализация всего потому, что из-за табуированности самой темы и её повального безграмотного насаждения, в голове случается чёртова каша, и люди просто не знают, куда себя деть. Осознав свою сексуальность, мальчики мастурбируют даже на грёбаный половник, одни на ручку, другие — на круглую чашу, а девочки, зная, что матери и подруги, да и понравившиеся им парни, заклеймят их шлюхами, и вовсе стыдятся своих тел. Лично мне нравится секс, я не откажусь переспать с парнем, который мне нравится, и всё такое. Но мне противно, когда уродливые толстые задроты или просто забитые никчёмные омежки, которые дрочат в простынь, считают, что я им обязана дать просто по факту того, что я баба и у меня есть дырка между ног. Мне противно ловить на себе эти похотливые взгляды в метро, на улице, в школе, и, быть может, некоторые из парней далеко не такие уж и плохие, как я о них думаю, но сам факт того, что у них мозг пропитан спермой, а в меня её можно выплеснуть, нехило отталкивает меня от них, хотя и ты, Саша, и ты, Дора, прекрасно знаете, что недотрогу из себя я никогда не строила. Дарине вон вообще девочки нравятся, а Алекс у нас по мальчикам. Мораль в том, что я за раскованность и за отторжение данного табу, но, в то же время, — за правильное воспитание в данном вопросе.

— А практические занятия будут? — не мог не пошутить Саша.

— Ты их и проведёшь, если найдёшь, с кем, — парировала Лена.

— Добро, — хлопнула в ладоши Оксана, — уроки сексуального воспитания — это хорошо и правильно, я поддерживаю и обговорю это с Зинаидой Андреевной.

— Следующий момент, — встала сестра Лены, читая с листа, исписанного накануне, — это общая подавленность, которая во многом обусловлена давлением семьи и общества. Я — христианка, глубоко верующая, и не боюсь признать этого, и верю в Рай, к которому мы все стремимся. Но тот Ад, который вокруг — он просто невыносим. Это касается и темы секса, и повинности в исповеди, которую всё ещё требуют святые отцы от прихожан, ставя многих моих сверстниц, и сверстников, да и меня саму, в очень неловкое положение провинившегося, заставляя думать о своих делах, как о грехах, в которых мы виновны. Всегда есть вариант — отойти от веры, признать свои идеалы дичью и жить без бога, но что делать, если я не хочу? Если я хочу верить в то, что верю, но то, как это всё выворачивают, лично мне не нравится? Вы думаете, что я одна? Нет, таких много, гораздо больше, чем вам кажется. Христианство, желаем мы того или нет, всё ещё основная религия страны, и его насаждают разве что с чуть меньшим рвением, чем в России. Некоторые дети потом, как принято говорить, «перерастают» и живут без бога, и им хорошо. Но есть и те, которые одной ногой в мире науки, а другой — всё ещё там, и не желают расставаться с тем, что вы называете дурной причудой. Сталкиваясь с чуждой им реальностью, они страдают не меньше тех самых мальчиков, которые ищут, с кем бы переспать, пока мамы нет дома. В частности, страдают из-за того ужасного портрета типичного христианина, который навязывается им в противоположном, доминирующем пласте культуры, и который, в итоге, искушает их на ещё больший грех, нежели они совершили, будь они по-настоящему свободны. Я не спорю, что и в самих таинствах и подаче веры в Доме Божьем проблем не мало — и это только добавляет в копилку таких, как я. Но факт веры не мешает мне любоваться девочками — а я, хоть мне и стыдно, но готова признать, что девушки мне нравятся больше, не мешает учиться пению, брать с Леной уроки рисования и учить иностранные языки. Просто там, где другие ищут попытки реализовать себя, лично я ищу близость с Богом, что, если отбросить символизм, является по сути одной и той же целью, просто названную разными словами. Так что с моей стороны — помощь в адаптации детей, искалеченных верой (а я признаю, что сила, изначально направленная на помощь, в итоге стала калечить людей) в нашем безбожном обществе.

Кончив, девушка села на своё место, закрыв лицо руками. Вся дрожа, она сама не могла поверить, что сказала такое. Даром, что она сама готовила этот текст, вычитывала его и проверяла, и перед публикой читала уже написанное. Всё равно это было сложным шагом для неё, и она одновременно и стыдилась, гордилась собой за это действие. Остальные — просто выдохнули, удивлённые внезапно тирадой их обычно тихой и стеснительной подруги. Никто не смотрел на то, что она читала — главное, что она смогла это высказать, пусть и в такой форме, которая обычно не приветствовалась: не все могут заявлять свои мысли открыто и смотря на публику. Главное — что они вообще способны на такой шаг. Оба мальчика даже встали и похлопали ей, будучи под впечатлением её сильного голоса и той искренности, с которой она вещала свою речь.

— Жизнь с верой в современном обществе, — снова подытожила Оксана, — хорошо, это тоже придётся объяснять, учитывая, что у нас многобожие и свободное вероисповедание.

— Имя Бога доступно всякому языку и во всех народах звучит по-разному, — пожал плечами Саша, — я с Дорой полностью согласен, хотя и её взглядов не разделяю. С моей стороны всё просто и всё то же, — поднялся он, — моё негодование вызывает общая безынициативность и нежелание, и неумение быть честными с собой. Если отбросить вообще всю мишуру, то всё сводится к одной-единственной проблеме: люди боятся себя, боятся признать себя. Законы общества, постулаты религии, нормы морали — всё, решительно всё так или иначе препятствует нам осознать себя, или же насаждает заранее продуманные или прописанные роли, не оставляя возможности выбора. Мы живём не так, как хотим жить, а так, как это «нужно», не важно, для кого и не важно, зачем. Спросите студентов-первокурсников, зачем они поступили в тот или иной институт. Большинство ответит: «так мамка сказала», другие — «мой вуз разбомбили, пришлось свалить и поступить хоть куда-то», или «там девушек больше», или «туда друзья пошли, а я не знаю», и ещё куча подобного дерьма. Люди не знают, чего хотят от жизни, не умеют и не желают строить планы на жизнь, а всё почему? Школа нам даёт знания обо всём, и — ни черта — о нас самих. Универ — та же школа, только с пепельницами. Идея дать ребёнку кучу игрушек, и пускай выбирает сам — это, конечно, хорошо, и, быть может, изначально кажется, что я за такой подход — но нет, это приводит к тому, что ребёнок продолжает перебирать игрушки, не важно, какие они, и сколько ребёнку лет. Он этим занимается в три года, в пять, в семь, в пятнадцать, в двадцать, и с годами ничего не меняется. Это не потому, что игрушки плохие или ребёнок глупый, а потому что, давая детям игрушки, а в школе — уроки, все забывают о главном: сказать, зачем эти игрушки ему нужны, и о том, что микроскопом не гвозди забивать надо, а микробов смотреть, равно как и молотком куда проще забить гвоздь, нежели пытаться вкрутить шуруп. Надо не только говорить о предметах и их сути, но и о том, как их применить в современном мире, ради чего это всё делается и, самое главное — как с этим жить в реальной жизни и повседневных ситуациях. Это первый пункт. Второй — как быть с тем, что твоя любимая игрушка не накормит тебя. Мой случай — это музыка, я люблю гитару, учусь клавишным. Но я голодный, и я хочу есть. Поэтому параллельно уже сейчас пробиваю разные сферы заработка, думаю податься в веб-программирование, дизайн сайтов, и уже делаю пробные проекты, чтоб потом не сдохнуть в канаве, и в целом данная сфера услуг пользуется спросом и на слуху. Так что с меня — помощь в занятости, как то у нас было и изначально, и умение совмещать свою занятость со своим делом, попутно — помощь выбора своего дела, которому не жалко посвятить жизнь. И, разумеется, быть честными с собой и своими желаниями во всём.

На этом Александр умолк, возвращаясь на своё место. Его встретили охотными кивками и, опять же, возражений не последовало — благо, и Оксана в тайне тому ликовала, — дети достигли понимания друг друга, и мыслят, и работают почти на одной волне, просто каждый — о своём. Эти ребята были поистине прекрасны, и она радовалась, что может работать с ними, и что хоть кому-то кроме Дарины действительно не всё равно.

Следующим был Гоша. Гнусавый и басистый, широкий, он не поднимался, так как всем и так было хорошо видно и слышно его. Отерев пот со лба, он глубоко вдохнул и заговорил:

— Я всецело поддерживаю-с предыдущих ораторов, но слово есть и у меня. И говорить я буду — нет, не об играх, потому что играть мы будем внеурочное время. Если уж говорить о проблемах, то я выставляю на голосование тему сексуальных меньшинств и гендерных ролей.

Почему я пришёл именно к ней — да потому что сейчас куда ни плюнь, то каждая вторая — лесбиянка, а каждый третий — гей, каждый четвёртый — асексуал, многие переживали насилие на той или иной почве, во многом — даже не из-за того, что с их выбором не считаются, но — из-за навязанных гендерных ролей и избитых «мальчик должен…», «девочка должна…». В Сети это далеко не так важно, как в реальном мире, потому что на просторах Интернет-пространства всем плевать, кто ты. На что смотрят — так это на навыки. Будь ты хоть мальчик, хоть девочка, да хоть сам Ктулху — если ты сливаешь мид, то ты рак.

В реальном мире, к сожалению, всё по-другому. Мы не в средневековье и не в пятнадцатом веке, мы не переживали чуму и у нас нет нужды плодиться и размножаться, следить за потомством, как то было раньше, следовательно, роли охотников и хранительниц очага уже давно отошли на дальний план, однако, продолжают нависать над нами, как Дамоклов меч.

Больше того, именно из-за того, что девочек воспитывают, как будущих матерей, их с детства уже готовят ко взрослой жизни, заставляют помогать матерям по дому, требуют успехов в учёбе, блистательной внешности и внятных планов на семейную жизнь. Естественно, по итогам они более амбициозные, более целеустремлённые и взрослые, нежели мальчики, воспитанные на морали «а вдруг война, а я — уставший», от которых требуют либо вкалывать и безропотно выполнять команды маман, потому что потом этим будет заниматься жена, либо носятся, как с корзиночкой, совершенно лишая права голоса, опять же, в надежде, что потом этим будет заниматься потенциальная девушка.

В итоге, мы имеем забитых сомнительных омежек — или самоуверенных альфа-самцов, которые не видят дальше своего члена, с одной стороны, и — прилежных домохозяек, бунтарок и истинный самоотверженный цвет нации — с другой. Разумеется, девочки в такой ситуации будут искать девочек, с которыми и в быту удобней, и фигни от них меньше, и чего от жизни хотят, знают. И, опять же, очевидно, что юные мальчики, не имеющие под рукой девушки, которой они могли бы раскрыть свой нежный и богатый внутренний мир, выбирают таких же юных мальчиков, которые их выслушают, поймут и воспримут.

А в «стандартных» парах зачастую девушка уже давно исполняет и роль кормилицы, и охотницы, потому что заранее знает, где получить ресурсы и как приготовить еду, выжить, следить за домом и стать успешной, пока мальчик всё ещё в своих метаниях и воздушных замках, только вместо кукол у него — танки и солдатики. Он охотнее найдёт время на хорошую литературу и вдохновляющую музыку, нежели на скучную работу или на другие мирские проблемы, отстраняющие его от созидания всевышнего.

Как результат — общество благородных девиц с членами между ног и грозных воителей Валхаллы, но с грудью. Но проблема не в этом. Беда в том, что подобные модели, хотя и сами были воспитаны обществом, обществом же и табуируются. Норма, естественно созданная самой природой и своим временем, никак не может прижиться в обществе, привыкшим существовать по другим правилам и шаблонам, которые уже попросту не имеют веса. Это нормально, что девушка идёт служить в армию, в то время как парень желает посвятить себя делу няни и частного репетитора, и ничего предосудительного в этом нет. Наши предки жили по-другому — бывает, это не повод отказываться менять строй в ту сторону, в которую он уже поменялся. «Наше поколение — поколение мужчин, воспитанных женщинами» — и что с того? То, что у тебя там между ног, никак не влияет на должность, которую ты занимаешь в обществе. Отсутствие маскулинности у мальчика или нежелание девочки мириться с феминностью — это не повод их травить и загонять в рамки, которые им не нравятся. А не нравится это многим. Но стоит только заявить о желании сменить пол — и если тебя на месте не забьют камнями, то, по крайней мере, порицать будут ещё очень долго.

Сам я тоже не приветствую это желание — именно потому, что оно потакает стандартам закостенелого общества, и которые не работают. Мальчик не сделает себя домохозяйкой, отрастив грудь и отрезав член, равно как и девочка не станет качком, если этот самый член себе пришьёт. Однако, если парень действительно находит привлекательным для себя сидеть дома, готовить еду, убирать квартиру и следить за детьми, а девушка — берёт в руки автомат, и ведёт отряд бойцов защищать родину — тут сразу видно, кто в доме хозяин, а кто — богиня войны.

И с выбором партнёра — то же самое. Если девушке нравятся девушки, а мальчикам нравятся мальчики — это тоже вполне нормально, потому что партнёров выбирают, руководствуясь тем, кто кого и чем возбуждает, а уже потом — кто кого и чем привлекает. Я это всё к тому говорю, что нет женских и мужских дел, есть дела, требующие определённый набор навыков и должного воспитания, и не важно, кем ты рождён, но — кем ты хочешь стать. Общество же это всячески пресекает, отрицая развитие личности, апеллируя к биологическому началу, и, исходя из этого навязывает поведенческие шаблоны и стандарты, которым мы должны соответствовать. Результат — непонимание, неприязнь, отторжение в том случае, если ребёнок — не важно, какого пола, — не желает и не пытается этим самым стандартам соответствовать. Так что я за обсуждение гендерных ролей и определения своей ориентации.

На этом он умолк, и все встретили его речь кивками. Оксана записала заключительную мысль, как тему для дискуссий и воспитательных бесед.