Лекс тяжело вздохнул. Взгляд его был уставшим и грустным. Перехватив гриф гитары, поставив её на колено, он сидел подле могилы покойника, перебирая струны, извлекая из них песню, милую брату при жизни, тихо напевая, вспоминая голосом мотив.
«В потоке времён, — думал про себя Лекс, повторяя раз за разом эти слова. — А существует ли он на самом деле? И если да, то где его искать? И есть ли в нём прок? Ведь тебя всё равно уже нет».
Вздохнув, отставил гитару, провёл ладонью по холодному тёмному кресту с табличкой-фотографией Сина.
Он ушёл, и ничто не сможет его воскресить. Никакой спаситель не придёт, чтобы призвать его в царство живых.
Но так ли уж никакой?
На миг у парня возникла шальная, почти абсурдная, до невозможности наивная мысль, а за ней — и уверенность в том, что друга всё же можно спасти.
Ведь он здесь, рядом, в его воспоминаниях. Сидя вот так, тёмной ночью на кладбище, играя ему, Лекс видел, как тот подходит, садится рядом. Смотрит на него, улыбается.
Когда музыка источает дыхание смерти, самый верный герой — некромант. Чарами нот Син являлся в мире людей. Не говоря ни слова, лишь наблюдая, он по-прежнему рядом, в волшебстве мелодий. И Лекс напишет ему достойную песню.
Отложив инструмент, юноша вздохнул и припал лбом к изображению на распятии, поцеловал его бледное металлическое чело, а затем одарил прощальным взглядом. Скоро рассвет, и нужно хоть немного выспаться перед следующим днём.
Истинно, не для всех эта ночь хороша.
В своих домах Харьков скрывает огромное множество жизней, страхов, переживаний.
В полумраке комнаты раздался недовольный стон.