Кричащие часы

22
18
20
22
24
26
28
30

Ее взгляд снова упал на меня.

— У меня еще не остыло сердце от прежнего… — тихо промолвила контесса, — но нужно было решиться; я выбрала из всех зол меньшее — вышла за теперешнего моего супруга, — чуть заметно насмешливый огонек загорался в ее темных глазах, — его сейчас нет на празднике, но вы его увидите и, вероятно, одобрите мой выбор. А теперь, давайте веселиться!

И мы, действительно, отдались в этот вечер веселью…

VI

Долорес сдержала свое обещание, познакомила меня со своим супругом. Шутила ли она надо мной, что я одобрю ее выбор, или у нее была при этом какая-нибудь скрытая мысль, но, когда я посмотрел на графа Санаба, на эту длинную высохшую фигуру рано состарившегося человека, на его плешивый череп, на монокль в подслеповатом глазу, послушал его разговор, не выходящий из пределов благопристойных глупостей, — пожалуй, я отчасти одобрил ее выбор: принеся с собой прекрасное старинное имя, чудный родовой замок на юге Италии, полинявший герб которого был позолочен деньгами Долорес, зарабатывавшей очень много своим таинственным искусством, такой муж был для нее чрезвычайно удобен, а главное, он ни в чем не стеснял ее.

Я прожил в Неаполе весь сентябрь, а в начале октября графиня пригласила меня погостить к себе в замок. Там я провел время до начала декабря.

Я не буду ничего говорить о том как протекли эти дни, упомяну только, что они пробежал для меня незаметно. Я все время был, как во сне. Действительно, это был сон. Сам граф Санаба оставался в Риме, у него была при дворе какая- то должность. Я жил в замке только с одной графиней.

В одну из прогулок по роскошному парку, она мне неожиданно сказала:

— Знаете что, Базилио, я вам впоследствии сделаю подарок; если вы его не примете, то меня бесконечно оскорбите. Вспомните только, что это подарок от женщины, которая вас беззаветно полюбила с самой первой встречи.

— Разумеется, разве это можно спрашивать! Я и теперь готов для вас все сделать!

— Вы знаете Базилио, мне предсказала одна женщина в Неаполе, что я проживу недолго, — задумчиво продолжала Долорес.

— Неужели вы верите предсказаниям?

— Да, верю, я уже испытала одно из них: когда я была еще маленькой, у нас, в Севилье, прохожая цыганка по руке угадала всю мою будущность, всю удачу, которую я испытала в жизни… Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне становится все ясным, так разве я могу не поверить и этому предсказанию?

Мы оба были так счастливы, что сейчас же воспоминание о мрачном предсказании было мною позабыто, не старалась вспоминать о нем и Долорес.

В конце ноября на несколько дней в замок приехал сам граф; его присутствие привлекло в замок соседей, состоялся сельский вечер, танцы. Долорес была одета в ярко-гранатовое бархатное платье, белые плечи ее красиво выделялись на мягком бархатном фоне.

Танцы, веселые фарандолы вылились из зал замка в сад, веселье продолжалось на воздухе. Но ноябрь давал себя чувствовать и здесь, на благодатном юге. В парке было сыро, холод пронизывал разгоряченные тела танцоров.

Я пробыл еще несколько дней у графа Санабы, но затем мы расстались, я поехал в Англию, а графская чета отправилась в Рим, так как там начинался зимний сезон. Придворные балы следовали один за другим, и римской знати непременно нужно было бывать на них.

Я не мог думать, что это свидание мое с Долорес было вторым и последним.

VII

Прошло еще года три, я вернулся из моих странствий обратно в Россию и временно поселился в Петербурге, рассчитывая в скором времени перебраться сюда, в Крым, но обстоятельства все-таки продолжали держать меня в приневской столице. И вот, однажды, я помню, это было после обеда, в квартире моей раздался звонок. Горничная передала мне принесенный почтальоном пакет, довольно большой, и письмо, конверт которого был окаймлен траурной рамкой. Пакет был плотно набит чем-то и мягко перегибался. Я приказал девушке вскрыть его, а сам начал распечатывать письмо.

Горничная быстро исполнила мое приказание, взрезала ножницами марлевый пакет, откуда выскользнул на пол какой-то сверток. Она с любопытством подняла его, развернула восковую бумагу, в которую он был завернут, вскрикнула и вся затряслась. Я только приготовился читать письмо, кинул изумленный взгляд на прислугу и недовольно спросил:

— Что это такое, почему вы вскрикнули?