И вдруг, будто в кинематографе, разом меняется картина. Крик. Беспорядочное движение… Сразу исчезает спина переднего матроса. Задний от неожиданного удара растянулся на мостике. Через поручни, вместе с скамейкой, что-то летит в океан… Испуганный голос сигнальщика:
— Человек за борто-ом!!
Тишина. Тот же голос с оттенком недоумения повторяет протяжно:
— Человек за бортом. Челове-эк!..
Вспыхнула суета. Тревожно застучал вдоль балконов дробный топот бегущих людей.
С мостика было видно, как перила кормовых балконов облепили целые гроздья белоснежных спортсменок и разноцветных дамских блуз.
Железный гигант не замедлил хода. Рука вахтенного начальника замерла на рычаге машинного телеграфа, взгляды матросов, бросившихся к гребным судам, пристыли с нетерпеливым вопросом к нахмуренному лицу капитана.
Тот тяжело отдувался, мерил главами расстояние.
— Отставить!.. Из-за одного прохвоста не дарить немцам крейсер… Жарь без отсечки!
Капитан передвинулся на правое крыло мостика, куда кинулась Надежда Семеновна, пытаясь отыскать за кормой, среди водяных, разрисованных пеной складок знакомую фигуру.
— Вы, того, успокойтесь, драгоценная… Малому, небось, и не улыбается наше спасение. Этак он, все-таки, надежду какую-нибудь имеет, что его заметят с эскадры, когда подойдут. А уж ежели мы… никаких шансов. А-ах… П-подлая!..
Рука капитана, державшая бинокль, судорожно вздрогнула. Сам он порывисто шатнулся, будто перед ним из-под мостика выросло привидение. Вцепился свободной рукой в поручни, напряженно поддался вперед с биноклем у глаз.
— Ай!.. Господи!..
Это кричал Николай Константинович. На миг он оторвал глаза от бинокля, снова припал к окулярам, снова порывисто, с видом брезгливого ужаса, отдернул бинокль.
Пассажиры внизу заголосили еще беспорядочнее. Махали руками, на что-то указывали…
Надежда Семеновна, еле держась на ногах, переводила глаза с помощника на капитала, силилась сама разглядеть простым глазом то, что привлекало внимание за кормой.
И мутной инстинктивной догадкой в памяти осветилась картина, еще вчера встревожившая пассажиров. Скользкий зловещий треугольник плавника акулы, то исчезавший, то выраставший из моря опять, за кормой, в ключе пены…
Толстяк опустил бинокль, повернул к пассажирке изменившееся, ставшее иссиня-серым лицо. Хотел было ответить, челюсть непослушно задрожала и стукнула.
Подхватив Надежду Семеновну под руку, мягко, но настойчиво повлек ее к сходням. Сказал с видом няньки, боящейся за ребенка:
— Ничего, ничего, голубушка. Ничего… В порядке вещей-c… Вот мы сейчас с вами кофейку. Не тревожьте себя напрасно. Мы уж, того, под горизонтом. Ушли. Спрятались…