— Николай Константинович, я до сих пор не могу добиться у вас, куда же мы, собственно, идем сейчас?
Младший помощник развел руками и голову свесил набок с выражением крайнего отчаяния.
— Сами не имеем понятия. С минуты на минуту ждем указаний.
— Неужели… война? Но ведь это такой ужас! А что будет с нами, если уже… объявлено? Нас… утопят?
— Н-ну, это, положим, — помощник обиженно встопорщился, — не так-то легко. Мы зайдем, очевидно, в порт союзной державы, вооружимся. С момента войны наша «Тула» — легкий крейсер.
— В таком случае, вам придется покинуть вашу службу. Ведь вы моряк… коммерческий?
— Мне? Я прапорщик флота. Останусь начальником той же вахты, по всей вероятности.
— И вам не страшно, скажите откровенно?.. Ах, как красиво!.. Вы видели?..
Высоко над трубой парохода сумрак разорвала зеленая молния.
Недвижно на миг стали в воздухе клубы пересыпанного искрами дыма. Тяжело нависла над головой вымазанная отсветом корма большой шлюпки, как раз над лонгшезом Надежды Семеновны.
Порвала синюю дымку новая искра.
Помощник насторожился.
— Кому-то отвечают…
Неожиданно близко раздался мужской сиплый голос, кто-то перегнулся сверху, с командирского мостика.
— Николай Константиныч! Как бы вы, батюшка, старика побудили? Телеграфист вызывает. Требует самого. Звон-ком-то неохота тревожить.
— Надежда Семеновна, одну секундочку.
Надежда Семеновна откинулась на упругую спинку лонгшеза, закрыла глаза. Над головой, на командирском мостике, снова настойчиво застонал вызов из телеграфной рубки. Постепенно оформилась, овладела сознанием новая мысль, погасила улыбку, заставила нахмурить красивые, чуть подправленные карандашиком брови.
«Неужели, в самом деле, война? Кто бы мог думать? Соседи… Сегодня — враги, злые убийцы. Давно ли Надежду Семеновну принимала Германия? Ее выступление в королевском театре… Цветы, гром рукоплескании, овации… Ее успех, почитатели. Выходка этого гвардейца, барона фон-Эберса…
Впрочем, нет ничего удивительного… Сравнить эту нацию с нами? Смешное, но трогательное обожание милого юноши с наглым домогательством перетянутых лейтенантов?.. Ее сердце, она помнит отлично, на минуту даже не дрогнуло, когда сообщили, что барон Эберс пустил себе пулю. У нее даже мысли не мелькнуло навестить его в клинике. И это не жестокость, а просто уверенность, что лейтенант останется жив. Разве она не права — с него, как с гуся вода? „Прусские офицеры не имеют права умирать от любви“ — не от него ли она слышала эту фразу?..»
Надежда Семеновна встряхнула головкой, отгоняя тяжелое воспоминание. Вдруг с легким криком выпрямилась в лонгшезе, вздрогнула, пугливо-зябко подобрала ноги.
ebooksa