— Так вот, Гертруда, — продолжал доктор, — его нужно изолировать. В особенности, поскольку именно в такой форме к нему всегда возвращается кошмар, его нужно изолировать от женщин.
Гертруда злобно заворчала, словно раненое животное.
— Если бы это зависело только от меня… — буркнула она.
— Да, это очень трудно, почти невозможно. Чувства юноши пробудились резко, словно по команде. И это пробуждение оказалось крайне опасным.
Гертруда тихо вздохнула.
Они долго молчали.
— Тебе придется очень нелегко, моя дорогая… — промолвил, наконец, доктор.
Внезапно Гертруда выпрямилась.
— Доктор, — сказала она, и я не узнал ее зазвучавший металлом голос, — я однажды сказала, что предпочла бы потерять обе ноги, лишь бы только… Но мой малыш Жак… Нужно постараться любой ценой, чтобы это не вернулось. И я сделаю для этого все, что смогу… Я не хочу, чтобы он снова оказался там, куда…
Я услышал, что они оба плачут.
Я посмотрел на свою комнату, толком ничего не видя перед собой, и на душе моей было смутно и сумрачно.
Я вспомнил вырезанную из какого-то журнала гравюру, приклеенную на обратную сторону дверцы шкафа в нашем старом доме. Она называлась «Мадам Фовар у императора Наполеона III».
Я сказал тогда:
— Гертруда, каждый раз, когда мне нужно заглянуть в шкаф, я вижу эту картинку и поражаюсь, как ты похожа на изображенную на ней даму. Иной раз, во время скучнейших уроков истории, я представлял тебя в облике гневной Юноны, сулящей неисчислимые беды то рассеянному разносчику из булочной, то неумелому водопроводчику.
Но вот Гертруда стала меняться; я увидел в странной, показавшейся мне почему-то эротической, обстановке ее огромные глаза, почувствовал нервную силу ее рук, ощутил ее тело, гибкое, как у пантеры, и неожиданно оно показалось мне великолепным произведением искусства.
Дорога проходила безлюдными лесами Арденн. В зеленой роще нас ожидала вилла.
Доктор Санторикс только что расстался с нами, пообещав, что присоединится к нам через несколько недель.
Прищурившись, я наблюдал за Гертрудой; так смотрит спортсмен на соперника, предчувствуя свою будущую победу. Я знал, что она, не до конца осознавая это, уже ощущала горячее дуновение будущей трагедии. Я заметил, что она, задремав, то и дело резко напрягается, словно ей угрожают чьи-то воображаемые руки.
Потом она замечала, что задремала; очнувшись, она легко касалась моих рук. Но, несмотря на происходившую в ней борьбу, ее глаза оставались чистыми, полными неземной любви к своему будущему палачу.
Глава пятая
ebooksa