Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Когда?

— Сегодня. Я уберу посуду, ты свяжись с Вилде.

— Может, оставим это на завтра? Рабочий день уже кончился.

— Не забывай: чем быстрее мы выполним задание, тем скорее попадем в желанную Швецию. Ты и не представляешь себе, какая там жизнь! И какие девочки! О боже!

— Девочки?.. Да я ведь с женой поеду?

— Ну и что? Где сказано, что кофе нельзя коньяком запивать?

Риекстинь, усмехнувшись, встал.

Оставшись один, Лейнасар тщательно проверил квартиру. Больше всего огорчало отсутствие второго выхода. А потом еще этот «кофе»! Лейнасар очень хорошо помнил Милду. Если она что-либо узнает, всему конец. Нагрянет нежданно-негаданно со взморья мужа проверить — не водит ли на квартиру кого-нибудь. Один раз можно будет объяснить присутствие в квартире Лейнасара, но потом возникнут подозрения и начнутся расспросы. Надо заблаговременно подумать и о другой квартире. Прежде всего все-таки следует узнать, что с Карнитисом.

Только Лейнасар принялся убирать посуду, как вернулся Риекстинь. Вилде уже ушел домой. Живет на Миера, 6.

— Стемнеет — сходим, — решил Лейнасар.

3

Вилде — не Риекстинь. Человек другого калибра. Три поколения его семьи имеют высшее образование. Дед — инженер-строитель, отец — один из первых инженеров-электротехников в Латвии, образование получил в Берлине, сам Вилде тоже учился в Берлине и Вене. В детстве в их семье разговаривали только по-немецки, и семья эта окончательно онемечилась бы, не откройся для Вилде в 1934 году после фашистского путча заманчивая перспектива занять выгодный пост на государственной службе за счет местных немцев. И Вилде превратился в латышского националиста. Он стал пространно рассказывать о том, какую видную роль в Латышском обществе играли его дед и отец. Дед дружил с самим Андреем Пумпуром, а Фрицис Вейнберг, по крайней мере, раз в месяц обедал у его отца. Особенно словоохотливым Вилде становился за кружкой пива. А в поглощении этого напитка он достойно продолжал традиции виднейших деятелей Латышского общества. За вечер с кем-нибудь вдвоем без особого усилия пропускал бутылок семь — десять.

В 1940 году, когда после установления в Латвии советской власти Германия спешно закончила затянувшуюся репатриацию прибалтийских немцев и под этим предлогом выдала многим латышским буржуазным националистам германские паспорта, местные немцы, с которыми Вилде порвал ради карьеры, не взяли его.

Чтобы хоть на время скрыться, Вилде уже в августе 1940 года уехал в Вентспилс и поступил на электростанцию. Тут он в самом конце войны связался с кругами ЛЦС. Когда бывший капитан буржуазной армии Румба на свой страх и риск, с ведома Гинтера, организовал лодку, чтобы удрать в Швецию, на ней нашлось место и для Вилде и его обоих сыновей — студентов теологического и инженерного факультетов. Только лодка вышла в море, как вокруг нее начали рваться артиллерийские снаряды. Беглецы, решив, что они обнаружены береговой артиллерией, вернулись. Оказалось, что немцы на берегу наспех организовали полигон для испытания орудий нового образца. Несколько снарядов, миновав цель, угодило в море.

Сыновья успели попасть в Лиепаю и бежать на последнем пароходе в Германию. Вилде остался в Вентспилсе. После капитуляции, когда обстановка немного прояснилась, он решил вернуться в Ригу, надеясь, что неоднократной сменой места жительства замел следы своих национал-социалистских похождений. Расчеты оказались более или менее верными. Советские органы Вилде не интересовались, и он начал работать в Латвэнерго.

Внешне Вилде казался совершенно лояльным. Жаловался, что немцы силой увезли сыновей. Занимался в политкружке. Читал «Циню» и «Правду». Любил рассуждать о прочитанном с позиции истинного советского патриота.

Таким он был внешне. А внутренне?

В тот вечер, когда Риекстинь и Лейнасар явились на улицу Миера, Вилде как раз почитывал свои газеты. Он сидел в своеобразном импровизированном кабинете. Большую комнату делил на две части буфет неимоверных размеров. Ничего подобного Лейнасар в своей жизни не видел. Буфет упирался в самый потолок, занимая в ширину всю комнату. У внешней стены оставалась только небольшая щель, служившая входом, через который можно было попасть в кабинет Вилде. Грандиозность размеров не являлась главным достоинством буфета. Главной его примечательностью была резьба. Весь верх представлял собой сплошной розовый сад. Справа была вырезана картина морского бедствия с бушующими волнами. Слева — Нептун с трезубцем в руке творил в морской пучине суд над утонувшими моряками. Посреди же было отделение для посуды с дверцей в форме штурвала. Вся картина дополнялась уместными и неуместными изображениями нагих и полунагих женщин самых пышных форм.

Пораженный грандиозным зрелищем, Лейнасар остановился посреди комнаты. Вилде, в жилете, с газетой в руке, вышел из-за буфета. Несмотря на свое пристрастие к пиву, высокий ростом Вилде был совсем тощ. Вилде польстил интерес Лейнасара к буфету.

— К сожалению, он принадлежит не мне. Все, что у меня в Риге было, пошло прахом, пока я находился в Вентспилсе, а все, что у меня было в Вентспилсе, пошло прахом, когда я перебрался в Ригу. То, что вы видите, принадлежит моему родственнику. Когда-то он владел в Риге самым популярным портовым рестораном. Буфет заказан в Бремене. Его в разобранном виде привезли в Ригу и тут собрали. Таким же путем его переправили на эту квартиру, ибо роскошного портового ресторана уже нет. То, что вы видите, еще не все.

Хозяин включил электричество. Розовый сад запылал синим, зеленым, красным и фиолетовым цветами.