Когда дождь и ветер стучат в окно

— Мы все в большей или меньшей степени вентспилсцы.

— Нет! Надо поговорить с местными. Если с Карнитисом что случилось в окрестностях Вентспилса, то им все подробно известно.

— Знаете что, господин Вилде, это будет вашим первым и последним заданием. Так сказать, плата за билет на удобное место в моторной лодке, с первой остановкой на острове Готланд. Никакого риска. Вам надо только съездить в Вентспилс, повидать кого-нибудь из знакомых и выяснить, что случилось с Карнитисом. Только одно условие: сведения должны быть абсолютно точными.

Вилде условие Лейнасара принял.

Четвертая глава

КУДА ДЕВАЛСЯ КАРНИТИС?

1

Курземе, как и вся Латвия, залечивала свои раны. «Курземский котел» оставил глубокие следы. Были волости, в которых не уцелел ни один дом. Население возвращалось медленно. Жизнь никак не налаживалась. Только группы саперов ходили от развалины к развалине, от поля к полю, от рощи к роще и, точно дрова, складывали в штабеля мины.

Но и уцелевшие волости прифронтовой полосы пугали безлюдьем.

А кругом шумели леса, леса и леса, на десятки километров. И в лесах этих искали убежища предатели и враги родины. Для них приказ о капитуляции был бедствием. Близился час расплаты. Страх гнал убийц в леса. Боеприпасов и оружия было вдоволь. Многие тайные тропы вели к настоящим арсеналам.

После войны по всей Латвии бродили бандитские группы, но особенно много их развелось в Курземе. Убийцы шли не на пункты сбора пленных и не в фильтрационные центры, а в леса. В тщетной надежде на помощь извне бандиты убивали, громили, грабили, насиловали, жгли, подрывали и разрушали.

Органы безопасности, милиция, население выступили против этого последнего фронта гитлеризма и латышского буржуазного национализма, но борьба оказалась нелегкой. Большинство бандитов было вышколено и вымуштровано в немецкой армии. Банды были невелики. Состав их постоянно менялся. Они распадались, объединялись, снова распадались. Остатки разгромленных банд вливались в другие банды. Определенных пристанищ они не имели, кочуя в радиусе до ста километров. Бандиты располагали надежной базой снабжения. Во многих сельских усадьбах хозяйничали кулаки. В бандитах они видели единственную реальную силу, способную защитить их интересы и, если даст бог, вернуть старые добрые времена. Как только против бандитов предпринималась какая-нибудь операция, кулацкая сеть связи сразу предупреждала их, и они уходили в другие районы.

В кулацких домах бандитам давали приют, особенно зимою. Кулаки науськивали бандитов на советских активистов. Много горя причиняли народу бандиты. Кровавым был путь и так называемой банды Круста. Вскоре после войны бывший финагент Вамской волости Кулдигского уезда Мартинь Цуцис создал свою банду, к ней пристали три резекненца, братья Крусты — Леон, Юрис и Гейнрих, но вскоре банда распалась. Цуцис решил переправить свою жену в Ригу, к родственникам, на более спокойную жизнь. Провожатым Цуцис назначил Гейнриха Круста, но тот по дороге жену Цуциса убил и ограбил. Братья Крусты, отстреливаясь, ушли от мести Цуциса. Они создали свою шайку. Вначале ее возглавлял Леон Круст, который вскоре погиб в стычке с оперативной группой Министерства госбезопасности. Главарем стал Юрис Круст. Он довольно долго орудовал в Курземе. В сущности, его банда ничем не отличалась от остальных. Она упоминается здесь лишь потому, что именно с ней пришлось иметь дело Ансису Лейнасару.

Бандиты нападали неожиданно, били из-за угла. Но запугать советских людей не могли. Нередко на возрожденных полях можно было видеть пахаря с винтовкой на плече, и нередко ему приходилось бросать плуг, чтобы занять позицию за серым валуном и вступить в бой с численно превосходящим его врагом. Случалось, что пахарь уже больше не поднимался из своего укрытия. Но завтра на его месте трудился и сражался другой.

Тщетно старое хваталось за колесо времени. Старое было обречено.

Это чувствовал и бывший работник вентспилсской электростанции Тирлаук. Могучие волны событий швырнули его за борт.

Сначала Тирлаука выбросила собственная жена. Выкинула из домика, который он, по его словам, строил своим потом и кровью. А еще раньше его прогнали с электростанции — за регулярные прогулы и пьянство.

С зеленым змием Тирлаук водился со дня конфирмации. Но особенно жестокими запои стали после того, как в Вентспилсе утвердилась советская власть.

В причинах для выпивки недостатка не было. Тирлаук пил за «свободную Латвию», за друзей и знакомых, наслаждавшихся благами в заморских странах и оставивших его козлом отпущения, пил за пропащую молодость. Пил, потому что, как ему казалось, жена путается с другим. И наконец, он пил просто со страху. Он понимал, что должен настать и его черед и что его тоже наконец арестуют. Да еще эта проклятая рация, зарытая в саду под кустом красной смородины. Она мерещилась ему даже во сне.

Да, Тирлауку жилось нелегко.

Потеря дома была плодом его легкомыслия. Когда он взял жену, принесшую в приданое только начатые стены дома, не мог он разве сразу переписать их на свое имя? Так нет! Мудрить еще вздумал. Пускай остается на имя жены! Случись что-нибудь, так ему не страшен никакой кредитор: собственность жены — и баста! Да разве могло прийти в голову, что эта тихоня начнет когда-нибудь брыкаться? Люди, правда, поговаривали, упорно поговаривали: смотри, мол, Тирлаук, чего этот почтарь Стрейлис так часто у твоего дома околачивается? Кто же это так долго письма вручает? Не послушал, а теперь Стрейлис в его доме хозяйничает. Спит на его кровати! Черпает воду из ведра тем же ковшом с длинной ручкой, которым с похмелья черпал он! Но… но… Это можно было бы пережить, разве женщин мало на свете? Но дом, дом!