На следующее утро Параша встала очень рано и первым делом принялась за мой туалет.
— Сколько на тебе пыли, моя дорогая Милочка, — сказала она, обратившись ко мне, — дай-ка я тебя вымою.
С этими словами девочка намочила носовой платок и принялась тщательно обтирать мне лицо.
— Боже мой! — вскричала она вдруг, взглянув на меня пристально. — Что я наделала!
Услыхав эти слова, я взглянула в висевшее на стене небольшое зеркальце и с ужасом увидела, что лицо мое сделалось совершенно бледное: ни малейшей кровинки не было заметно на моих щеках, ни малейшей краски на губах, лоб, нос, рот, щеки — все слилось в одну общую белую массу, только глаза смотрели по-прежнему весело и казались еще яснее, потому что были хорошо вымыты.
«Маня теперь еще меньше будет любить меня», — подумала я, не отрывая взора от зеркала, в то время, как Параша принялась дрожащими от волнения руками причесывать мои волосы.
— Что с тобою, Параша, ты плачешь? — сказала вошедшая в эту минуту с самоваром в руках жена дворника.
Параша указала на меня.
— Испортила куклу? — продолжала мать девочки. — Что теперь делать, как сказать барышне? Она у нас такая капризная.
Параша заплакала еще сильнее.
— Ты должна сейчас же, сию минуту, идти к ней, возвратить куклу и просить прощения.
Параша несколько минут стояла в нерешимости, по ее хорошенькому личику катились крупные слезы, я видела, что она сильно огорчена… Мне было жаль ее, но в то же самое время еще больше жаль саму себя.
— Иди, иди, — торопила жена дворника.
Параша взяла меня на колени, кое-как завернула в большой платок, — вероятно, для того, чтобы я не простудилась, и тихо поплелась по направлению к квартире родителей Мани.
Трудно передать все то, что я перечувствовала в промежуток нашего перехода: мне живо представилось задорное личико моей маленькой госпожи, живо представилась презрительная улыбка на ее хорошеньких губках, и я ясно слышала ее голос: «фу, какая противная кукла, забросьте ее куда-нибудь и никогда мне не показывайте!..»
Но вот, наконец, мы вошли в комнаты. Параша старалась ступать как можно тише, осторожнее, словно крадучись, и, миновав все комнаты, пробралась прямо в помещение портнихи, которую застала за работой.
— Анна Игнатьевна, — сказала она, захлебываясь слезами: — помогите в беде, ради самого Бога!
— В чем дело? — спросила Анна Игнатьевна.
Параша передала все то, что нам уже известно, сказав в заключение, что ей ведь уже приходилось чинить меня после того, как Манечка вывихнула мне руку.
— То было легче исправить, — возразила Анна Игнатьевна, — теперь же я ничего не могу поделать: нужны краски, а у меня их нет.
ebooksa