Записки куклы

— Принеси сюда.

— Невозможно, пойдем, пойдем, будь умницей и послушной; то, что я хочу показать тебе, могут видеть только умные, послушные девочки.

Нина нехотя встала со стула и последовала за Соней, которая, войдя в спальню и сняв с комода картонку, молча вынула оттуда меня. Ниночка остановилась как вкопанная, всплеснула ручками и несколько раз повторила скороговоркой: «какая чудная кукла!»

— У тебя никогда не было такой? — спросила Соня.

Ниночка отрицательно покачала головою и, продолжая по-прежнему смотреть на меня пристально, спросила, умею ли я говорить.

Соня улыбнулась и после минутного раздумья сказала: «умеет».

— Как тебя зовут? — обратилась тогда девочка уже прямо ко мне.

— Милочкой, — ответила Соня.

— Славное имя, мне оно очень нравится. Ну, а скажи: ты очень любишь Соню?

— Очень. Соня меня бережет и ласкает, но мне кажется, что вас я полюбила бы еще больше, если бы вы были умницей и всегда слушали маму.

Последние слова, сказанные Соней, мне были крепко не по сердцу, я старалась сделать над собою усилие, чтобы заговорить человеческим голосом и громко прокричать: «Неправда, я вас совсем еще не знаю и не могу любить больше Сони, не могу ни под каким предлогом». Но сколько я ни старалась открыть ротик, сколько ни пыталась обличить Соню во лжи, толку не вышло никакого. Ниночка вцепилась в меня обеими ручками, потащила в комнату, где сидела ее мать, и заявила, что с этой минуты Милочка принадлежит уже не Соне, а ей.

— Разве Соня тебе ее подарила?

— Нет, Милочка сама сказала, что готова полюбить меня больше, чем Соню, если я буду послушна, а с сегодняшнего дня это будет непременно.

Как я, так равно и остальные, не обратили внимания на слова девочки, принимая их за простую детскую болтовню, но девочка думала иначе, и когда, несколько дней спустя после этого разговора, мать ее начала собираться в дорогу, объявила с громким плачем, что без меня не уедет: она плакала до тех пор, пока Соня, наконец, сжалилась над нею и, чтобы хотя чем-нибудь успокоить, согласилась отпустить меня в Малороссию, с тем, однако, условием, что Ниночка на обратном пути, завезет меня сюда снова.

Глава четырнадцатая

На волосок от смерти

Хотя, по общему соглашению девочек, я уехала только на время, тем не менее мне было очень грустно. Ниночка это видела и всеми силами старалась развлечь меня, обещая по приезде в Малороссию доставить много удовольствий.

Переезд наш совершился довольно скоро.

Имение дяди Степы, то есть брата матери Ниночки, было большое и прелестно обстроенное, а семья его состояла из жены, старушки-бабушки и двух дочерей, старшей — Маруси, которой недавно минуло 14 лет, и младшей — Лиды. Сам дядя Степа приезжал в деревню на короткое время, так как служба его постоянно задерживала в городе.

Маруся была очень милая, ласковая, добрая, но зато маленькая Лида оказалась такою сердитою, такою шалуньей и такой капризной, что ни я, ни моя Ниночка не видывали ничего подобного: она только и старалась или сделать, или оказать каждому неприятное, ссорилась со всеми, обижала всех, начиная с людей и кончая животными. Никто, никто в доме не любил ее — а Ниночка так даже побаивалась; в особенности побаивалась она ее за меня. Я это отлично понимала, потому что со дня нашего приезда в Никольское — так называлась усадьба дяди Степы — не спускала меня с рук ни на минуту, а если куда приходилось уходить, то прятала в платяной шкаф и ключ уносила с собою.