Записки куклы

Все это Сонечка узнала от своей мамы и, по обыкновению, спешила сообщить мне; она любила говорить о серьезных вещах и, каждый раз заведя такой разговор, старалась протянуть его как можно дольше, но теперь, однако, замолчать пришлось очень скоро, так как мы заметили идущую навстречу старушку, которая, опираясь на палку, с трудом передвигала ноги, громко охала и, по-видимому, хотела что-то сказать нам.

— Здравствуйте, милая барышня, с кем это вы разговариваете? — спросила она, поклонившись.

— С Милочкой, — отозвалась Соня, отвечая на поклон старушки.

Старушка облокотилась на свой костыль и стала оглядываться по сторонам, как бы отыскивая кого глазами.

— С Милочкой? — переспросила она.

— Да.

— Где же она? Я здесь, кроме вас, никого не вижу.

— Это моя кукла.

— Кукла! Разве можно разговаривать с куклой? Ведь она ничего не понимает.

О, как досадно стало мне на противную старуху, которая была такого дурного мнения о куклах; я охотно оттаскала бы ее за седые волосы так, чтобы она меня долго помнила, если бы только была не кукла, а настоящий человек.

— Моя Милочка понимает все, — заступилась за меня Соня: — я всегда с нею разговариваю.

Старуха махнула рукой, закашлялась, и, схватившись за грудь, снова принялась охать.

— Что, бабушка, видно, грудь болит? — с участием спросила Соня.

— Еще как болит-то, барышня, если бы вы знали, просто тошнешенько.

— Надо лечиться.

— И то лечусь, да лекарство плохо помогает; доктор велит лежать, а разве это возможно, когда надо самой все делать и обо всем заботиться… Вот хоть бы теперь: спина болит, в грудь колет, кашель не дает передохнуть, а тут изволь шататься по полям да подбирать колосья.

— Зачем? — с удивлением спросила Соня.

— Как зачем, ведь кушать-то хочется; ну, вот в добавку к тому хлебу, который добрые соседи иногда мне дают Христа ради, я подбираю оставшиеся на полях колосья, вылущу, да и отнесу на мельницу; мельник по знакомству смелет их даром, смотришь, мука образуется; в праздник можно и пирожки испечь… Вот зачем, милая барышня, — добавила она в заключение и опять начала охать.

— Бедная бабушка, это, должно быть, очень утомляет тебя?

На глазах старушки навернулись слезы. Мне стало до того жаль ее, что я даже начала досадовать на себя за то, что за минуту перед тем хотела оттаскать ее за волосы.