Гелимадоэ

БЛАЖЕНСТВО ИЗ ПЕЧАЛИ

Я хорошо запомнил каждое слово из тех, которыми усыпляла мое подозрение Дора, когда мы чистили картошку. И что же — она тайно встречается с фокусником, изменив мне! Я страдал, душа рвалась разоблачить ее, хотя бы и с риском снова навлечь на себя ее гнев. Я выяснил, когда наступит очередь Доры дежурить на кухне. Три старшие Гелимадонны и Эмма поедут после обеда навещать деревенских пациентов. Более подходящего момента для исполнения моих намерений было не придумать.

В сени я прокрался как вор. Дверь в кухню была открыта. Дора покрывала серебрянкой заржавевшую поверхность плиты. Понимая, что, начав обиняками, можно растерять такой дорогой ценой обретенное мужество, я с порога, едва она повернула ко мне удивленное лицо, одним духом выпалил:

— Барышня Дора, позавчера ночью вы стояли с фокусником у могилы ясновидящей. Я тоже был на кладбище, только вы меня не видели.

Она резко отшвырнула заячью лапку, так что та упала за печку на поленницу дров. Зашипела, точно придушенная змея:

— Ага, шпионишь, тихоня! Как ты смеешь за мной шпионить?

— Я не шпионю, — с мрачным спокойствием отвечал я. — Я и не думал, что застану вас там. Просто я часто хожу туда.

Она с ненавистью посмотрела на меня в упор, но я выдержал этот взгляд. Я уже не был тот несчастный, раздавленный горем мальчуган, который некогда искал лишь возможности выплакаться в предательских женских объятиях. Не знаю, что было причиной — то ли горькое чувство, что меня презирают, то ли противостояние кладбищенским ужасам, — но дух мой закалился.

— Вы солгали мне. Неправда, что вы за поцелуй купили у фокусника секрет ясновидения. Вчера вам нечего было у него покупать, а между тем вы снова целовались. Вы — любовники, я знаю!

— А если даже и любовники, тебе-то какое дело, сопляк? — в бешенстве вскричала она. — Уж не должна ли я отвечать перед тобой за свои поступки? Не собираешься ли ты быть мне судьей?

— Вот вы сердитесь и ругаетесь на меня, барышня Дора, — кротко возразил я, — а ведь я вам ничего худого не сделал. Я ведь только вам одной это говорю.

Дора нагнулась, чтобы поднять упавшую за дрова заячью лапку и как-то слишком уж долго искала ее. А когда выпрямилась, по лицу ее разлилась льстивая улыбка:

— Эмиль, какой шоколад ты больше всего любишь? Не стесняйся, скажи. Мальчикам в твоем возрасте еще можно любить сладости. Понимаешь, мне не хочется, чтобы ты меня выдал.

— Мне не нужно от вас никакого шоколада, барышня Дора, — оскорбился я, вспыхнув до корней волос. — Я и так никому о ваших свиданиях не расскажу. Мне очень обидно слышать от вас такое.

Она пристально взглянула на меня, что-то напряженно обдумывая. И все продолжала странно, испытующе поглядывать, покусывая мизинец.

— Ну, а если бы я дала тебе шоколад от чистого сердца, — я ведь знаю, ты честный мальчик и не умеешь притворяться, — если бы мне захотелось просто показать, что я люблю тебя, ты взял бы?

— Нет, барышня Дора, не взял бы. Я бы понял, что вы хотите меня подкупить. Господи, — с тоской выдохнул я, забывая о своем напускном хладнокровии, — вы сами говорите, что я честный и все такое прочее, и тут же придумываете, как понадежней заткнуть мне рот!

— Чего же ты от меня хочешь? — раздраженно спросила она.

Я с мольбой взглянул ей в глаза и тихо произнес:

— Я ничего не хочу от вас. Ничего.