Стоило б ей снова вернуться к черной магии, за которую ее наказали, как она пала б, мертвая, на землю.
— За добро добром, — задумчиво произнесла я, и Ханна горячо закивала головой. — Нет, моя хорошая. Нет, моя золотая и сердечная. Ты же знаешь, инквизитор тебя не пощадит. Мою жизнь на твою менять? Это как-то нечестно. Так что я попытаюсь выпутаться сама. Честно. Давай ты лучше моей свидетельницей будешь. Расскажешь, как мы голодали и работали. Как сами ели эти клубни и остались невредимы. Давай верить в правду.
— Да кому помогла эта правда! — в отчаянии выкрикнула Ханна, но я ее не слушала.
— Я не позволю тебе погибнуть, — тихо ответила ей я. — И колдовской помощи от тебя не приму.
Собрав тёплые вещи, я тихо покинула свою комнату.
***
Суда я ждала около недели.
Лежа на гнилой соломе, укутавшись с головы до ног в свой плащ, поедая холодную горелую кашу для арестантов из железной миски, я чувствовала, что схожу с ума.
Считая рассветы и закаты, я повторяла лишь одно: картофель не опасен! Никто не мог им отравиться! Не у меня в таверне!
Думать о пытках не хотелось. Что я могла сказать под пытками?! Все то же самое?
— Господь всемогущий, спаси, — шептала я, трясясь от ужаса и сворачиваясь в клубок. Я даже холода не чувствовала, только всепоглощающий, изматывающий страх.
Я сто раз уж пожалела, что отвергла предложение Ханны. Потом вспоминала беззащитную старуху, в жизни которой зеленая юбка — это самое лучшее, что с ней случилось, и досада отступала. Нет, нельзя отнимать жизнь у этой несчастной женщины! Только не колдовство! Не хватало еще стать виновницей ее смерти!
Мое пожелание судиться было передано инквизиторам, и потому до приезда главного палача меня не трогали вообще. Кормили, выводили подышать свежим воздухом, и снова загоняли в застенки, как корову. Но и только.
Кто бы знал, как это было мучительно! Страшно и тяжко до темноты в глазах!
О, сколько раз я желала темной магии Ханны, что избавила бы меня от этого ужаса!
И сколько раз я отвергала ее, понимая, что она не только ее убьет, но и послужит доказательством моей вины…
Но как же страшно быть беззащитной!
Так же страшно, как шагать на суд, словно овечка, которую тянут за веревку, под гогот обывателей, ротозеев и недоброжелателей!
— Ведьма! — орали они радостно, жаждая моей крови в качестве развлечения на один день!
— Нет! — отчаянно кричала я, тащась за веревкой, связывающей мои запястья. Но кто б меня слышал?..