Все равно жаль тратить эти деньги. Они так пригодятся мне там, в моей таверне.
Моим верным Бибби и Ханне. Смешному Полю.
О, как быстро человек обрастает обязанностями, стоит появиться кому-то рядом! Обо всех надо заботиться! Всем нужен кров и еда!
Внезапно, проходя мимо особо богатой витрины, рассмотрев в ней блестящие на солнце ювелирные украшения, я вдруг остро осознала, что за да вкладывает мне в руки дух Рома.
«А ведь я смогу, — подумала я, — если не сейчас, то потом, явиться в этот магазин и обокрасть его. Не подняв шума, не разбив витрины… да никто и не заметит, пока не настанет утро и пока лавка не откроется. А если хозяева, спящие наверху, и услышат шум, то я всегда смогу убраться прежде, чем они меня поймают. Безнаказанность — вот что порождает владение этим даром. И если я не стала бы этого делать ни за что, прекрасно зная, каково это — быть обиженной, ограбленной и нищей, — то Грегори-то наверняка б обчистил и ювелирную лавку, и мясника. Унизал бы кольцами все пальцы и сидел бы пожирал копченый окорок».
Пока я размышляла над этим вопросом, Ром увлекал меня все дальше по улице, к высоким створкам зеленых дверей, оббитых черненым металлом.
— Что это за место? — спросила я моего невидимого проводника.
— Это королевская кухня, — ответил Ром. — Точнее, вход для поставщиков вкусностей и лакомств.
Сердце мое ушло в пятки.
— Это?! — пролепетала я. — Но меня оттуда взашей вытолкают!
— Конечно, вытолкают, — посмеиваясь, ответил Ром. — Если ты не будешь знать слова, по которому тебя пропустят.
— Слова?! Так откуда мне знать это слово?!
— Просто скажи «подснежник», — ответил Ром.
— Подснежник?! — выпалила я.
Совершенно незаметно для себя я оказалась у дверей и выкрикнула это слово в приоткрывшееся смотровое окошечко.
И двери королевских владений передо мной распахнулись.
На ватных, подгибающихся ногах я зашла туда.
Меня встретил хмурый огромный дядька с невообразимо волосатыми руками, сложенными на груди. Одет он был добротно, но не броско. Странно даже; а я думала, при дворе все бегают в надушенных париках.
Он смотрел на меня так свирепо, словно я ему задолжала сто золотых, и он сейчас ухватит меня за ноги и вытрясет свое.
— Ну? — рыкнул он неприветливо.