– Да вроде бы говорить нечего.
– Максим, ты не захворала, случаем? – интересуюсь.
– Как говорил в таких случаях Марк Твен – «не дождитесь», – отвечает она.
– Он не так говорил, – поправляю, как истинный сын профессора филологии. – Он однажды узнал, что одна газета опубликовала его некролог. И написал в редакцию: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены», – рассказываю в надежде, что у Максим загорятся, как прежде, её красивые глаза. Напрасно. Они остаются тусклыми.
– Понятно, – всё так же равнодушно отвечает она.
– Может, пойдем в ресторан, отметим успешное окончание нашего дела? – предлагаю я.
– Прости, что-то сегодня нет желания, – отвечает мажорка, чем ставит меня в окончательный и бесповоротный тупик.
Дальше мы просто молчим, каждый глядя в своё окно. Прощаемся с Накамурой, идем в отель, там ложимся спать, чтобы завтра утром на такси (наш провожатый сказал, что его миссия окончена) отправиться в аэропорт и улететь в Москву. В точной последовательности так всё и происходит.
Оказывается, это невыносимо скучно – почти половину суток лететь рядом с человеком, который не хочет разговаривать. Нет, он не обиделся. Просто молчит, как партизан на допросе у врага. Слова выцеживает из себя буквально по одному-два, не больше. «Максим, будешь пить?» «Нет». «Максим, дать тебе жвачку?» «Нет». И так на все мои предложения. После пятого или шестого я сдался и тоже замолчал. Так и прилетели в Москву, словно поссорились.
В Шереметьево Максим, не дожидаясь меня, всё так же невозмутимо и молча вызвала такси и уехала, кратко попрощавшись: сказала «Пока» и всё. Я поплелся на «Аэроэкспресс». Просто из-за обиды. Не знаю, откуда она взялась во мне. Только своим поведением мажорка ясно дала мне понять, что я не интересен ей как собеседник. Ну, а раз так… Я еду в электричке, смотрю на то, как мелькают за окном здания, мосты, автомагистрали, улицы. Возвращаюсь домой, а на душе тяжело и грустно, словно нет у меня поводов для радости.
Глава 46
Мама… Конечно, она же мама. Как иначе, чем с поцелуями и объятиями, может встречать сына, который впервые в жизни без неё отправился так далеко от дома? Полмира облетел, чтобы выполнить просьбу своего отца. Когда дверь открылась, и матушка принялась меня лобызать, едва сдерживая слёзы радости, я удивился, честно сказать. Обычно такая сдержанная, строгая даже. А тут вдруг впервые раскрылась для меня с неожиданной стороны.
Что это с ней? Думала, что самолет рухнет, и меня придется хоронить в запаянном цинковом гробу? Потому теперь так радуется? Не знаю. Странно это всё как-то. Максим уехала, толком не попрощавшись, мама едва ли не истерику закатила на радостях. Интересно, как отреагирует на моё возвращение Лиза? А отец? Ну, с ним-то завтра, я так полагаю, будет беседа. В присутствии мажорки, естественно. Куда же без неё. Может, там и станет очевидна причина её странного поведения? У меня столько вопросов, а ответов нет.
Пока я рассказывал матери, как прошла моя поездка, хотя она уже и раньше, в общих чертах, о ней знала благодаря нашей телефонной беседе, Лиза успела забомбить меня сообщениями в мессенджере. На свою голову я, будучи в Токио, сообщил ей о своем возвращении. Она выяснила, когда рейс, и теперь требовала немедленно увидеться. Я написал краткое «приезжай».
Когда мой рассказ подошел к концу, и мама уже сидела напротив меня на нашей маленькой кухне, совершенно спокойная и, как прежде, уравновешенная, раздался требовательный звонок в дверь.
– Иди, твоя мамзель примчалась, – сказала с усмешкой мама. Яркая эмоциональность Лизы всегда вызывала у неё иронию. Сама она, видимо, в юности была такой же серьезной молодой леди, а не взбалмошной девчонкой. Потому такие типажи оценивались ею в целом положительно, только как маленькие забавные зверушки. Наверное, мама думает, что я с Лизой просто играюсь, хотя и была бы не против, если бы наши отношения переросли в нечто серьезное, брачно-семейное. Мечтать, мамуля, не вредно.
Я подхожу к двери, раскрываю её, бросаю привычное «Привет», ожидая, что мне прямо сейчас бросятся на шею, а там… Костя. Тот самый Костя, любовник Максим. Или друг? Да черт ногу сломит в попытках разобраться, кто здесь кем кому приходится! А может, он её законный муж, и мой отец в курсе? Почему нет, это ведь не мешало ему, когда был женат на моей маме, крутить с мажоркой половой роман. Ну и дела.
– Костя? Как вы узнали, что я здесь живу? Что-то случилось?
Лицо у парня встревоженное. Он бледен, губы потрескались, сухие. Нервно теребит сумку.
– Максим, – говорит он нервным голосом. У меня прерывается дыхание.