- А ты? – приглушенно спросила я. В комнате кроме нас была только Ноэль, остальные не собирались проводить выходной в четырёх стенах. – Ты что будешь делать после окончания КИЛ?
- Жить, – она чуть пожала плечами. – Искать работу, на которой никому не захочется в чём-то меня подозревать.
- А замуж планируешь?
Леа чуть улыбнулась.
- Я и дожить-то до девятнадцати не планировала, какой там муж, – а потом посерьёзнела. – Хорти, мы – все мы – никогда не рассчитывали на нормальную жизнь. Здесь, в КИЛ, среди других обычных людей, об этом так просто забыть, но мы помним. У меня никогда не будет семьи и детей, Хорти. Я никогда не возьму на себя такую ответственность. Не хочу повторения своей судьбы.
- Но ведь никто не гарантирует, что...
- Я не стала бы рисковать. Кроме того... – она покосилась на выходящую из ванной комнаты Ноэль, растирающую мокрые тёмные волосы полотенцем. – Нет, замужество не для меня. Я слишком свободолюбивая.
- Может быть, в приюте какие-то сплетни ходили? – настаивала я. - Передаётся ли по наследству от скверного скверный дар? У вас же были и ребята постарше, наверняка о чём-то мечтали, чего-то хотели…
- Мы попали в приют ещё маленькими. Для нас наши родители были обычными людьми. Может быть, у кого-то были и благоодарённые... В любом случае, экспериментировать я не буду. И уверена, что все остальные поступят так же. Неважно, чего мы хотим. Это ничего не меняет.
***
Две недели прошло, и в понедельник двадцать четвёртого апреля я вскочила ни свет ни заря, буквально удерживая себя за руки и за ноги, чтобы не побежать. Нет, надо дождаться, надо быть гордой и всё такое... Но вот постепенно проснулись соседки, вот прошёл завтрак, вот начались занятия – Эймери не появлялся.
И на занятие по лайгону снова пришёл не он... Моё эйфорическое нетерпение сменилось тревогой, тревога – отчаянием, и я вышла с занятия, отпросившись якобы к целителю с больной головой. А сама пошла в сад. Не к деревьям с молодыми тугими клейкими почками в обрамлении клумб с первоцветами, а в свой любимый мёртвый садик.
И увидела там Аннет. Помедлила немного, раздумывая, нарушать ли её уединение: подруга никогда раньше не прогуливала занятия так откровенно, и лирическая задумчивость, созерцание сухоцветов в одиночестве, ей никогда не были свойственны. Однако это была именно Аннет, роскошные чёрные волосы уложены на затылке, широкие рукава лёгкого весеннего плаща сползли чуть ли не до локтей, и видно, как обвивает тонкое запястье коралловый помолвочный браслет.
- Привет, – не оборачиваясь, бросила подруга. – Почему не на занятии?
- Голова болит.
Аннет вдруг резко обернулась и смерила меня изучающим взглядом с головы до ног.
- Странно. Судя по всему, такой полезный орган у тебя отсутствует напрочь.
- Ты о чём?
Конечно, уже было понятно «о чём», но я всё ещё делала вид, что не понимаю. И где-то в глубине души чувствовала облегчение: пусть оно случится само, пусть все всё узнают, и моё малодушное молчание, больше похожее на враньё, закончится.
- О том черноволосом молодом человеке, с которым ты целовалась у всех на виду. Мне стоило огромного труда никак не выдать своего удивления, когда Вирит поведал мне об этом, более того, я сказала, что ничего особенного в проявлениях чувств между женихом и невестой нет. Но я не знаю, как убедить его потерять память, когда однажды он и Армаль столкнутся лицом к лицу. И поверит ли он, что «черноволосый» я просто не услышала.