ЗАВТРА ОНА ПРОЙДЕТ двадцать пять миль, ослабляя болты на указателях, прикрепленных к деревьям вдоль тропы, чтобы камбий продолжал расти. На другой стороне хребта есть место, где кора большой ели поглотила старую табличку Лесной службы сороковых годов, на которой теперь написано только «БЕРЕГИТЕСЬ».
Начинается ночной дождь. Патриция выходит на поляну и сидит под ливнем, одетая только в свободную хлопчатобумажную рубашку, слушает, как древесина отращивает новые клетки. Потом возвращается в дом. На кухне зажигает керосиновую лампу короткими и толстыми бестерочными спичками и несет свет в спальню. Стук лесной крысы с пушистым хвостом сигнализирует об очередном нападении на ее бесполезные вещи. На прошлой неделе это была пара заколок. Слишком темно, чтобы сегодня искать последнюю пропавшую добычу. Патриция вытирает губкой цинковый тазик с холодной водой в углу и ложится в постель. Едва ее ухо прислушивается к заплесневелой подушке, как она переносится в семейный загородный дом, где будущее все еще излучает многообразие бесконечно прекрасных форм.
ПАТРИЦИЯ РАБОТАЕТ одиннадцать блаженных месяцев. Дикая природа ни разу не угрожает ей, а ненормальные отдыхающие делают это лишь дважды. Под постоянным дождем все покрывается плесенью. Чудовищные деревья всасывают ливень и выдыхают его обратно в виде пара. Споры распространяются по любой влажной поверхности. На ногах Патриции микоз до колен. Когда она ложится и закрывает глаза, ей кажется, что мох покрывает веки. Патриция целыми днями делает площадку для хранения, расчищая несколько квадратных футов. К концу года небольшая выемка в подлеске снова покрывается кустарником и ростками. Ей нравится чувствовать, что все успехи людей, отбирающих пространство у неумолимых зеленых войск, будут раздавлены.
ПАТРИЦИЯ ВОССТАНАВЛИВАЕТ пожарные кольца в глуши, убирает незаконные кемпинги, загаженные пивными банками и туалетной бумагой, и не знает, что на свет появляется научная статья. Она опубликована в авторитетном журнале, одном из лучших, когда-либо издававшихся человечеством. В ней говорится, что деревья обмениваются аэрозольными сигналами. Они делают лекарства. Их ароматы предупреждают и пробуждают соседей. Деревья могут чувствовать атакующие виды и вызывать воздушные силы, которые приходят им на помощь. Авторы цитируют раннюю, осмеянную всеми статью Патриции. Они воспроизводят ее открытия и продолжают их в самых неожиданных направлениях. Слова, о которых она почти забыла, продолжали разноситься по воздуху, зажигая другие, как дуновение феромонов.
КАК-ТО РАЗ ПАТРИЦИЯ работает на незнакомом участке, распиливая бурелом и очищая отдаленную тропу. Она видит движение в зарослях — а такая игра может быть опасной. Подойдя ближе, Патриция замечает двух исследователей, парочку бродячих ученых из этого разрозненного союза, который каждое лето собираются в хлипких трейлерах, набитых лабораторным оборудованием, на поляне в нескольких милях от ее собственной хижины. Она боится стычек со своим старым племенем. Всегда говорит как можно меньше. А сегодня вообще к ним не подходит, лишь наблюдает. С такого расстояния сквозь деревья двое мужчин кажутся прямоходящими, неуклюжими цирковыми медведями в костюмах лесорубов.
Пара бродит по кустам, приближаясь к интересующему их месту. Один из мужчин тихо ухает по-совиному, у него выходит идеальное вкрадчивое перевоплощение. Патриция слышала этот звук ночью, хотя не видела, кто его издавал. Такая имитация вполне могла бы ее одурачить. Мужчина снова ухает. Невероятно, но что-то откликается. Возникает дуэт: яркая, дерзкая человеческая приманка, за которой следует сонный, но покладистый ответ от птицы, спрятавшейся на деревьях. Полоса в воздухе, и появляется сова. Птица мудрости и колдовства. Патриция раньше никогда не видела
Три недели спустя она оказывается в том же самом месте, дергает инвазивные виды растений. От толстых и пушистых побегов айланта пальцы пахнут кофе и арахисовым маслом. Патриция резво взбирается на горку и снова наталкивается на двух исследователей. Они находятся в паре ярдов вниз по склону, стоят на коленях у упавшего бревна. Патриция не успевает сбежать, они замечают ее и машут руками. Пойманная, она машет в ответ и подходит к ним. Старший сидит на земле и собирает крохотных созданий в склянки для образцов.
— Древесинники? — Обе головы поворачиваются к ней, удивленные. Мертвые бревна: эта тема когда-то ее невероятно привлекала, и сейчас Патриция забывается. — Когда я была студенткой, мой учитель говорил, что упавшие стволы — это только препятствия и пожарная опасность.
Мужчина на земле смотрит на нее:
— Мой говорил также.
— «Уберите их, чтобы улучшить здоровье леса».
— «Сожгите ради безопасности и чистоты. И главное, держите эти бревна подальше от ручьев и рек».
— «Внесите это в лесное право, и пусть мертвое место снова цветет».
Все трое хихикают. Но смех как будто зажимает рану. «Улучшить здоровье леса». Как будто он четыреста миллионов лет ждал, чтобы мы, новички, его исцелили. Наука на службе преднамеренной слепоты: как столько умных людей могли пропустить очевидное? Ведь надо было просто посмотреть, увидеть, что мертвые бревна куда живее живых. Но у чувств никогда нет шансов против силы доктрины.
— Ну, — говорит человек на земле, — теперь-то я перед старым ублюдком не прогнусь!
Патриция улыбается, надежда пробивается сквозь боль, как ветер сквозь дождь.
— Что вы изучаете?
— Грибы, членистоногих, рептилий, амфибий, маленьких млекопитающих, экскременты насекомых, паутины, лежбища, почву… Все, что производит мертвое бревно, а мы можем зафиксировать.
— И сколько вы уже ведете исследование?
Мужчины переглядываются. Молодой передает очередную склянку для образцов.