— И я так тоже думаю.
Она смеется от чистоты его обмана.
— Но у тебя есть рутина. Работа. И они двигают тебя вперед, постоянно.
Патриция ничего не отвечает, чувствуя, как подступает страх. На пороге умиротворенного пожилого возраста ее вдруг подстерегает ловушка.
Деннис чувствует, как она сжимается; на протяжении двух совиных уханий он не произносит и слога. А потом:
— Вот в чем дело. Мне нравится готовить для тебя.
Патриция глубоко вздыхает и соскальзывает на уже готовую колею:
— И это хорошо, когда для тебя готовят.
Но все куда менее страшно, чем она предполагала. Куда легче. Деннис продолжает:
— Что если мы будем жить по отдельности? И просто… приходить друг к другу время от времени?
— Так… может быть.
— Будем делать свою работу. Встречаться за ужином. Как сейчас! — Кажется, он удивился, проведя связь между своим неожиданным предложением и тем, что и так есть в настоящем.
— Да.
Она не может поверить, что удача простирается настолько далеко.
— Но я бы хотел подписать бумаги, — Деннис смотрит в просвет между пихтами, где солнце заходит за горизонт. — Потому что так, когда я умру, ты получишь пособие.
В темноте Патриция берет его дрожащую руку в свою. Чувство хорошее, так, наверное, ощущает себя корень, когда спустя столетия находит другой, с которым можно сплестись под землей. На свете существует сто тысяч видов любви, изобретенных независимо друг от друга, каждый более изобретательный, чем предыдущий, и каждый продолжает творить.
ОЛИВИЯ ВАНДЕРГРИФФ
Снегу по бедра, поэтому идет она медленно. Оливия Вандергрифф разгребает заносы, как стайное животное, на пути к пансиону на краю кампуса. Ее последние занятия по линейно-регрессионному анализу и моделям временного ряда подошли к концу. Колокола на учебном дворе бьют пять, но сейчас почти зимнее солнцестояние, и темнота смыкается вокруг Оливии, словно полночь. Дыхание коркой застывает на верхней губе. Она всасывает воздух, и кристаллики льда покрывают глотку. Холод вставляет металлическое волокно прямо в нос. Она может здесь умереть, по-настоящему, в пяти кварталах от дома. Новизна этой мысли завораживает.
Декабрь выпускного года. Семестр почти закончился. Она может сейчас споткнуться, упасть плашмя, и все равно докатиться до финишной черты. Что осталось? Быстрый экзамен по анализу долговечности. Последняя работа по макроэкономике. Сто десять слайдов по шедеврам мирового искусства, ее факультативу. Еще десять дней и один семестр, а потом все закончится.
Три года назад она думала, что актуарное дело похоже на бухгалтерский учет. Когда консультант по обучению сказал ей, что оно связано с ценой и вероятностью неопределенных событий, твердость и жесткость в сочетании с кровожадностью заставили ее объявить: «Да, пожалуйста». Если жизнь требовала рабской приверженности одной цели, то были вещи и похуже, чем высчитывать денежную стоимость смерти. К тому же она оказалась одной из всего трех женщин в программе, что тоже придавало немного нервного трепета.