— Ооо, наша малышка вернулась…
3-14
В дверном проеме стоит, прислонившись к нему, Раш’ар — и с ним что-то не так. По улыбке и дымке в глазах, по странным, расшатанным движениям, будто все связки и жилы в его теле ослабли, я с пугающей уверенностью могу сказать, что тур не в порядке. Что-то с ним очень сильно не так.
Я медленно захожу, не спуская с него глаз — как будто это поможет его остановить. Как будто я вообще могу что-то сделать. Мара нет дома, это очевидно, при нем он никогда и слова лишнего, даже взгляда не позволяет в мою сторону… А тут улыбается, но от улыбки этой веет какой-то обреченностью — словно он решил что-то сам для себя и теперь не собирается отступать.
— Плетешь ракум? — он указывает на корзинку в моих руках.
Я медленно киваю — страшно подать голос, словно голосом можно спустить его с последних тормозов.
— Для кого? Ааа… дурацкий вопрос… конечно для этого… для кого же еще… — Раш’ар жестко ерошит волосы, взгляд его пульсирует болезненной насмешкой над самим собой. — А для меня ничего не хочешь сделать, мм? Я тоже твой муж, забыла?
— … Я помню.
— Пооомнишь, надо же… — он наклоняется ко мне, отнимает из ослабевших рук их хрупкую ношу и ставит рядом на тумбу, и вот между нами — полоса раскаленного воздуха, тающая с каждой секундой под давлением огромного тела. — И что же тогда не принимаешь меня? За скотину держишь? Я тоже ласки хочу… внимания…
Он близко… от него пахнет странно… Алкоголь? Туры почти не пьют алкоголь, только на свадьбах… или поминках… Он дышит неровно, как загнанное животное… Он и есть сейчас — животное, которое очень долго держали на привязи и били.
И вот эту привязь сорвали.
— Что молчишь, малышка? — шепчет он жарко мне в макушку, жар стекает по волосам в шею и плечи. — Тебе страшно? Злой и страшный Раш, он только и делает, что обижает… конечно, его никто не будет любить и ласкать…
— Прекрати…
— Что это мне прекратить? Я не хочу прекратить… мне нужна моя жена, как и моему
— Мне трудно… — говорить мне сейчас трудно, почти прижатой к стене, задыхаясь от все нарастающей паники, — быть ласковой с тем… кто ведет себя как ты…
— А мне, думаешь, легко? — хрипит он, опустив голову. — Легко слышать… как ты стонешь под ним? Каждую ночь… каждую шерхову ночь… так сладко поскуливаешь… с ним… не со мной…
— Замолчи, — упираюсь ладонями в его живот, он содрогается от напряжения, но не сдвигается ни на миллиметр.
— Видеть тебя… с ним… — явно не слыша меня, продолжает Раш, он рехнулся, он точно рехнулся, что он… — видеть тебя… в одежде и представлять без нее каждую секунду… думаешь, мне легко?..
Он вжимается затвердевшим пахом в мякоть моего живота, мне больно и очень страшно, он же намного, намного сильнее меня и сделать может все, что угодно… сейчас бы распасться на атомы… просочиться сквозь стену за спиной… я отворачиваюсь, а он все хрипит, словно в горле у него — песок и камни, словно он вытолкнуть их хочет… он чуть отстраняется… и вжимается снова. И снова…