— Мне кто-нибудь объяснит?
— Лечь в одну постель, неважно с кем — показать готовность к интимной близости.
— Ох…
— Только попробуй распустить лапы…
— Нужен ты мне.
Я лежу между ними, вяло переругивающимися… пот расплывается по лбу, вискам и загривку… я смогу так заснуть? Я смогу вообще пошевелиться, когда можно случайно коснуться любого из них и тогда…
— Надо поставить тебе холодилку… у меня знакомый занимается… сделает скидку…
— Давно пора… скинь контакты…
— Поддерживаю, что бы это ни было, — бормочу я тяжело.
— Может, постелить тебе внизу? Там прохладней будет.
— И оставить вас тут вдвоем? — несмотря на жару, во мне назревает нехорошая шутка. — А если утром окажется, что жена вам уже не очень-то и нужна, когда есть
С обеих сторон — возмущенное бульканье. Хах… хотя бы в чем-то они солидарны…
Я медленно погружаюсь в вязкий полусон; в нем все еще слишком много мыслей, слишком много тревоги от неопределенности… мы стоим в самом начале очень большого, очень долгого пути, такие разные и так крепко связанные, бросить одного — потерять всех. И все что мы можем — это падать, подниматься, снова падать и надеяться… надеяться, что когда-нибудь мы сможем оторвать глаза от дороги, поднять голову…
Поднять голову — и увидеть над ней небо в алмазах.
5-0
… Праздник Отчего огня решили все-таки провести — и посвятить всю его религиозную часть памяти погибших. Долгое горевание не характерно для туров в принципе, “все из камня и все в камень” — так тут говорят. Дома отстроились с какой-то сверхъестественной быстротой, инфраструктура восстановилась еще быстрее — и вот о катастрофе уже напоминают только башенки из черной породы, сложенные на пороге жилища тех, кто потерял в ней близких. Проходя мимо таких, я невольно отвожу глаза — как будто случайным взглядом можно зацепить, содрать корочку с чьей-то едва затянувшейся раны.
— Не бери в голову, — Раш тянется ее взлохматить, я подавляю порыв увернуться. — Треснет еще.
— …ага.
— Это не твоя беда.