— За… замол…
— Огрызается она мне. Вставай. Вставай тебе говорят!
— Не могу… ноги…
— Да чтоб тебя…
Она проклинала меня и заставляла сидеть, орала, когда от еды меня все-таки стошнило. Я неимоверно раздражала её — но почему-то у меня было чувство, что реального вреда она не причинит… что мне очень повезло оказаться именно с ней в одной камере…
А потом и это "везение" кончилось.
2-1
Когда в камере в очередной раз появились зеленые, я могла только беспомощно смотреть, как тащат по полу маленькую извивающуюся фигурку. Рихта страшно вопила, изрыгая проклятья и ругательства, угрожая каким-то флотом и расправой. Обратно её не вернули.
От ужаса и пустоты я сделалась как будто бы ватной. От холода и долгой неподвижности тело совсем онемело, стало гулким и звонким, чтобы постепенно нагреться изнутри болезненным жаром. Жар этот расползался ознобом и болью, которой было так много, которая была повсюду… в ней терялось ощущение времени и пространства, я все лежала и лежала в этой синеве, кажется, целую вечность… наверное, даже собственную смерть могла бы не заметить…
Поэтому когда тело приподнимается, я на секунду думаю: все, кончилось. Но боль тянется следом, а то немногое, во что я верю о посмертии, предполагает отсутствие боли. Тело тянется по коридорам, перед глазами плывут синевой окрашенные потолки… кое-где свет становится ослепительно ярким, и я жмурюсь. Я не вижу зеленых, я скорее чувствую, что где-то рядом есть что-то… живое.
Меня заносят в очень светлое помещение, куда-то укладывают, и я наконец снова их вижу… боже… какие жуткие… что-то в том, как они движутся… в черных этих глазах и непомерно длинных конечностях, которыми они деловито перебирают что-то на столах… один из этих столов, заваленный указками, совсем рядом… я вспоминаю запах паленой кожи, и меня начинает тошнить. Если меня сейчас начнут… этой штукой… я ведь все еще не могу шевелиться… но уже могу чувствовать…
Зеленые — над моей головой, водят чем-то вдоль тела, пищит их прибор. Пищат они сами, и сквозь этот писк я цепляю отдельные слова:
— Женская особь…
— Повреждения…
— Изъятие…
Нет-нет-нет, что они там изымать собрались?.. Органы? Все-таки органы будут изымать? Суки, твою мать, твою мать!.. не хочу, пожалуйста, не надо!..
Зеленый тянется указкой к животу, перед глазами вспыхивает, и происходит две вещи. Я действительно чувствую боль, чудовищную, ни с чем не сравнимую — и дергаю руками. Несильно — но этого хватает, чтобы зацепить зеленого с одной стороны и снести указки с другой. Горит живот, судя по запаху
Когда затихают голоса, я со стоном приподнимаюсь на локтях… твою мать… твою мать… они прожгли мне чем-то живот… под пупком — алая полоса, точно такие же, только чуть потемнее, пересекают бедра… Я пытаюсь встать, безо всякой цели, падаю плашмя на пол, расшибаю локоть… почему они разбежались?.. от того, что я тронула одного из них? Испугались, что заразна?.. Черти вас раздери… как же больно… засунуть бы эту указку им в…
Я не успеваю придумать, когда пол под ногами вздрагивает. Опять?.. Да сколько ж можно… ползком, ползком, под стол, в угол… ноги волочатся за мной по полу, как мертвые, я вообще смогу ходить потом? Ааа, черти, будет ли вообще у меня это потом?.. Пол трясет и трясет, все сильнее, издалека слышен визг — ну какая разница, черт с этими ногами, мне бы хоть на этот раз уже… окончательно…
Дверь в комнату вылетает с мясом, когда я уже подползаю к углу и подтягиваю конечности к груди. В проеме — черные костюмы, в руках у них… наверное, какое-то оружие. Меня они игнорируют, быстро осматриваются и также стремительно выбегают. Только один на выходе оборачивается, но из-за шлема не понять, куда он смотрит. Из-под черноты слышно глухое: