Я очень рад, что «Блуждающая Земля» вызвала позитивный отклик у такой широкой аудитории. Эту историю я собирался включить в цикл под названием «Судный день», который посвящен катастрофическому событию на Солнце и изображает разные способы, которые человечество использует, чтобы спастись. Эти способы располагались бы в порядке от самого удачного к наименее удачному. Первое произведение цикла, «Ремонт небес», рассказывает о том, как люди погружаются внутрь Солнца и изменяют протекающие там процессы, чтобы предотвратить катастрофу. Второе – «Микро-эра», а «Блуждающая Земля» – третье. В четвертой работе под названием «Хроники космических кораблей» показано, как человечество покидает Солнечную систему на космическом корабле; в конце концов люди забывают о том, куда летят, и корабль навеки становится их домом. В пятом произведении, «Блуждающие души», показано, как человечество еще до катастрофы превращает свои мысли и воспоминания в электромагнитные волны и отправляет их во Вселенную. Последнее произведение «На Плутоне, печалью томимы, в слезах мы сидели» (отсылка к стихотворению Байрона – «У вод вавилонских, печалью томимы, в слезах мы сидели») очень мрачное. В нем у человечества нет шансов спастись, и поэтому люди возводят на Плутоне памятник своей цивилизации. Это скорее меланхолическое эссе.
Когда у вас обнаруживают рак, мир внезапно преображается: небо становится красным, солнце – синим… а затем, когда вы выясняете, что диагноз был поставлен ошибочно, небо снова становится голубым, а солнце – красным, но они уже никогда не будут такими же, как прежде. Для вас мир и жизнь становятся более красивыми, более осмысленными. Можете учиться, сколько хотите, но никакие знания не дадут вам таких ощущений. Ощущение собственной смертности – это великая ценность. А что произошло бы, если бы с таким событием столкнулось бы все человечество? И что, если бы конец света оказался бы «ошибочным диагнозом»? Человечество увидело бы небо и солнце в новом свете – мы бы высоко оценили все, что считали обычным, и все человечество двинулось бы по новой, более разумной траектории.
Только один вид искусства способен передать ощущение того, что наши дни сочтены, и это научная фантастика. Именно это побудило меня создать цикл «Судный день».
Фантастика может создавать целые миры, в которых как писатель, так и читатели могут ощутить и пережить то, что недоступно им в обычной жизни. Вот почему я так страстно люблю фантастику. Я начал писать фантастические произведения как фанат жанра, и у меня нет никаких стройных теорий относительно нее. Мне нравится фантастика, в которой меньше литературы и больше науки. Мне всегда казалось, что фантастика – не тот жанр, который должен приподнимать завесу с реальности и препарировать человеческую природу; я считаю, что фантастика проявляет себя не с лучшей стороны, когда занимается этим. Сила фантастики заключена в ее способности создавать воображаемые миры. Когда-то мне пришла в голову одна мысль, и я до сих пор считаю ее радикальной: мне захотелось разрубить узы, связывающие фантастику с литературой. (На самом деле, я даже пытался сделать это на форуме «Фантастика» сервера университета Цинхуа, редактируя энциклопедию выдуманных миров. У меня ничего не получилось.) Критика обрушилась на эту идею со всех сторон.
Как однажды сказал А Лай[76], чтобы создать благоприятную для фантастики среду, писатели должны придерживаться своих радикальных идей, а редакторы – исповедовать более взвешенные взгляды. Я полностью с ним согласен, но дело не только в этом: я понял, что, когда фантастика из твоего хобби становится твоей карьерой, сразу появляется великое множество систем, за которыми тебе нужно следить. Например, есть баланс между научными и литературными свойствами произведения, между идеями и сложностью текста, между фантастикой как литературой и фантастикой как рыночным товаром… Создавая свои произведения, я пытался поддерживать все эти системы в равновесии, и поэтому в каждой работе мне в той или иной степени пришлось отказаться от собственной философии. Для меня, писателя, который идет по пути фантастики уже много лет, это признак зрелости.
Кстати, о зрелости: чтобы приехать на эту конференцию, я взял два дня отгула, выдумав совершенно постороннюю причину. А более чем два года назад, когда вышел мой первый рассказ, один мой друг посоветовал мне помалкивать на работе о том, что я пишу фантастику. «В такой индустрии, как наша, многие ошибки и неправильные решения могут сойти с рук, но незрелость здесь не прощают. Если хочешь сделать карьеру, ни в коем случае не позволяй людям считать тебя незрелым».
Многие из нас, возможно, решат, что слова моего друга – симптом того, что наше общество не понимает фантастику, но они, кроме того, напоминают нам о том, что фантастика действительно является незрелым жанром. Например, мы еще не создали собственные миры и пока что просто вплетаем наши истории во множество миров, созданных другими людьми.
Однако не будем забывать, что фантастика по своей природе инфантильна. Она пытается изобразить любопытство и трепет, с которыми новорожденное человечество смотрит на бескрайнюю Вселенную, а также желание людей ее исследовать. Столкнувшись с такими огромными просторами, человеческая наука и философия действительно оказываются незрелыми, и неудивительно, что фантастика – единственный вид литературы, которая представляет их обеих, настолько пропитана детскостью. Когда наука достигнет своего предела, когда все тайны Вселенной будут открыты, фантастика умрет.
Наше сообщество любителей фантастики завидует тому, что в США фантастику читают взрослые люди; многие из нас считают это признаком зрелости. Но не забывайте: после зрелости наступает старость, а после старости – смерть. Сейчас в США фантастика переживает период расцвета, однако она в основном ограничена телесериалами и фильмами, созданными в стилистике «золотого века». С другой стороны, фантастическая литература в США переживает серьезный спад; выходят произведения, в которых вычурный язык используется для иллюстрации мудреных метафор. Американская фантастика утратила всю жизненную силу «золотого века», и многие из лучших произведений последних лет кажутся мертвыми. Американцы моложе двадцати одного года практически не читают фантастику. Не понимаю, чему тут можно завидовать.
Если кому-то и можно завидовать, то это нам. В это время наши читатели – это утреннее солнце, или даже солнце на заре. Китайская фантастика стоит перед юным, полным надежд рынком, который является для нас, писателей-фантастов, источником надежды и силы. По сравнению с этим «наивность» – просто пустяк.
Исследования показали, что многие животные обладают языком и способностью размышлять; некоторые животные делают инструменты, а небольшое число их даже умеет читать и писать – но пока нет никаких данных о том, что у животных есть фантазия. Таким образом, фантазия – единственное, что отличает людей от животных, и ярким доказательством этого является тот факт, что сегодня на конференции собралось столько любителей фантастики.
Спасибо!
Путь в поисках дома
Я написал «Блуждающую Землю» для писательской конференции, которую в 1999 году организовал «Мир научной фантастики». Редактор журнала попросил всех нас привезти свои работы; кроме данного произведения, я также взял «Песню кита», «На краю микрокосмоса» и «Переселенцы во времени» (все они на тот момент еще не были опубликованы). Это был первый раз, когда я участвовал в работе сообщества любителей фантастики.
В гостиницу Сычуаньской ассоциации науки и технологий, которая находилась совсем рядом с редакцией журнала, я прибыл очень поздно. У стойки стояли юноша и молодая женщина – самые красивые люди, которых я когда-либо видел. Они показались мне сказочными персонажами. Я сразу же решил, что они – писатели-фантасты, которые приехали на конференцию, – подсознательно я считал, что она столь же прекрасна, как и фантастика. Поэтому я поспешно подошел к ним и спросил, участвуют ли они в конференции, и они со смехом ответили, что нет (скорее всего, это были студенты, которые решили отправиться в путешествие на каникулах). Только утром, когда в фойе стали прибывать писатели и редакторы, я понял, что передо мной не боги, а такие же смертные, как и я, – что мифы творят люди, которым в них не место, и что создать миф или написать научно-фантастическое произведение тем двоим прекрасным молодым людям так же сложно, как всем нам – приподнять себя за волосы.
На конференцию А Лай пригласил Фэн Мина, старшего редактора «Журнала рассказов»; тот прочел нам лекцию о состоянии китайской традиционной литературы и подчеркнул, что фантастика должна поддерживать баланс между литературными качествами, научностью и воображением. На самом деле «Блуждающая Земля» – результат моих попыток привести данные параметры в равновесие.
Если человечеству пришлось бы устроить массовый исход – как в моем рассказе, – то я бы отдал свой голос за фракцию, которая хочет улететь на космических кораблях. Если бы мы решили сдвинуть всю Землю, то потратили бы невероятное количество энергии на перемещение бесполезной массы. Да, она дает нам силу тяжести, но эту силу тяжести можно воссоздать, вращая корабли, на которых мы летим. Однако с точки зрения литературы основной эстетический мотив произведения состоит в том, что наука может отправить целую планету в межзвездный полет. Если заменить Землю на корабли, это будет менее эффектно.
Однако позднее в моей жизни произошло событие, которое едва не заставило меня прекратить работу над этим рассказом. Меня отправили в командировку, и я впервые в жизни полетел на самолете. Глядя на Землю с высоты в несколько километров, я все равно не мог ощутить кривизну ее поверхности; она по-прежнему выглядела как бесконечная равнина. Двигать такую планету – дурацкая затея! Но, вернувшись домой, я решил довести работу над этой историей до конца. Первая версия была в два раза меньше опубликованной, но по совету редактора я увеличил ее. Когда я прочел это произведение на конференции, Ван Цзинькан[77] заметил, что для того, чтобы вдохнуть жизнь в эту идею, понадобилось бы не менее трехсот тысяч иероглифов. Но в то время у меня не было возможности превратить ее в роман.
Во время работы над «Блуждающей Землей» мне пришлось во многом пожертвовать научной точностью. Например, вспышки гелия – феномен, который возникает только на последних этапах жизни звезды; лишь после того как они начали происходить неоднократно на протяжении огромного промежутка времени, звезда может превратиться в красный гигант. Кроме того, моя неопытность заставила меня прописать точные параметры двигателей, чтобы было легче рассчитать ускорение, которое они придадут Земле. Но расчеты показали, что их воздействие практически бы не увеличило ускорение Земли. Они не только не отправили бы Землю в космический полет, но даже не изменили бы ее орбиту.