За много лет я неоднократно слышал и читал отзывы о своих произведениях. Кто-то говорит о моих работах целую вечность, но я не могу их понять, а кто-то может одним предложением показать истину, которая была скрыта от меня. В 2000 году на конференции Ян Пин сказал, что в моих романах сильное ощущение тоски по дому. В то время я с ним не согласился; мне казалось, что такая тоска – полная противоположность темам, заложенным в мои произведения. Но теперь я восхищенно качаю головой, признавая его правоту. За десять лет многое изменилось, и очень скоро мне придется покинуть место, где я прожил более двадцати лет. Именно здесь я провел почти всю свою юность, именно здесь я написал все мои фантастические произведения, но теперь пришло время уехать. Меня это не тяготит: я не считаю это место своим домом, а где мой дом, я не знаю. И теперь, когда я смотрю на горы за окном, в памяти снова и снова всплывают слова Ян Пина. На самом деле мой путь в фантастике помог мне выбрать путь домой. Мечта о доме сидела где-то так глубоко внутри меня, что я даже подозревал о ней. Вот почему в ходе поисков мне пришлось проделать такой путь. «Блуждающая Земля» именно об этом – о человеке, который отправляется в дальний путь, испытывая лишь чувство одиночества и страх.
Воспоминания фаната фантастики первого поколения
Обычно мы считаем, что произведения литературного мейнстрима являются тщательно созданными продуктами, результатами сложного творческого процесса, в то время как фантастические романы – по требованию конъюнктуры рынка – пишут быстро, за два-три месяца. Однако существует произведение в жанре фантастики, пять черновиков которого автор писал в течение двенадцати лет; и почти двадцать редакторов и других консультантов не могли ни принять это произведение, ни отказаться от него. Идеи, изложенные в последнем варианте этого романа, прямо противоположны тем, которые появились в первом, и это, должно быть, довольно редкий случай на постоянно меняющемся ландшафте фантастики. Поэтому, когда Издательский дом писателей сообщил мне, что «Эпоха Сверхновой» готовится к выходу, новость вызвала у меня довольно сильные эмоции.
В 1989 году, вскоре после того как я устроился на работу, я отправился в Пекин на Национальную компьютерную выставку. В то время компьютеров в нашей стране было мало, и на той ежегодной выставке показывали почти все китайские достижения в сфере компьютерных технологий и программного обеспечения, так что это было очень важное событие. В ту ночь, когда я ночевал один в рассчитанном на троих человек номере гостиницы, принадлежавшей Северокитайской электрической компании, мне приснился сон: бесконечное заснеженное поле; яростные порывы ветра, которые швыряют во все стороны завитки мелких снежинок, похожих на порох; какой-то объект над головой – может, Солнце, а может, другая звезда – сияет резким голубым светом, а небо циклически окрашивается в зловещие оттенки лилового и зеленого. По равнине в этом призрачном голубом сиянии маршировала фаланга детей. На их головах были тугие белые повязки, а в руках винтовки со сверкающими штыками. Шагая вперед в плотном строю, дети пели неизвестную мне песню… Даже сейчас, когда я вспоминаю это жуткое видение, у меня замирает сердце. Я проснулся в холодном поту и уже не мог заснуть. В ту ночь концепция «Эпохи Сверхновой» обрела форму. Но даже я не понимаю, почему та сцена из моего сна появилась только в третьем варианте романа.
Я начал писать «Эпоху Сверхновой» в 1990 году, и первый черновик романа несет на себе отпечаток того времени. В нем культура нашей страны была причиной катастрофы; столкнувшись с опасностью, его герои прежде всего думают о том, чтобы построить в самом центре страны Великую стену и отделить мальчиков от девочек… Этот черновик я не дописал. Общество – великолепная школа, и мои взгляды на него сильно изменились, пока я писал роман. Я каждый день общался с рабочими – рядом с нашим комплексом в горах была деревня – и четыре месяца в году мне приходилось по работе проводить в Пекине и других крупных городах. Я никогда не был на Западе, но какое-то время прожил в Советском Союзе, чей красный флаг в то время трепали штормовые ветра… Этого опыта, хотя и обрывочного, оказалось достаточно для того, чтобы изменить мое отношение к китайской культуре на более рациональное и научно-ориентированное. Я понял, что между человеческими обществами по-прежнему существуют огромные различия и что одному вино, другому – яд. Мне стало стыдно оттого, каким поверхностным и наивным был первый вариант «Эпохи…», и я так и не набрался храбрости, чтобы перечитать его.
Я сразу начал работать над вторым вариантом «Эпохи…», и этот черновик я закончил; в нем более трехсот тысяч иероглифов, и на его создание ушло два года. По сегодняшним стандартам это очень медленно. Если говорить о концепциях, то он был более зрелым, чем первый вариант, но наивным с технической точки зрения; в нем длинные пассажи, посвященные политике, и местами его сложно читать. В условиях того времени было невозможно написать полномасштабный стопроцентно фантастический роман, поэтому мне пришлось – «скрытно, словно вор», по выражению Хэ Си, – вставлять в книгу элементы фантастики.
Когда я завершил работу над черновиком, передо мной встала проблема: куда его отправить? В то время у меня не было ни одного знакомого в издательском бизнесе, и я не имел ни малейшего представления о том, как работает издательство. Первой моей мыслью было отправить рукопись Ян Сяо. Я знал, кто она, поскольку интересовался судьбой «Мира научной фантастики» (в то время он еще выходил под другим названием). Катастрофа, произошедшая с жанром в 1980-х, отбросила фантастику обратно буквально в Средневековье, и она практически исчезла с рынка; меня удивил и до глубины души потряс тот факт, что даже в таких обстоятельствах Ян Сяо сумела сохранить журнал. Когда я принес толстую рукопись в наше крошечное почтовое отделение (электронной почты тогда еще не было), то совсем не надеялся, что ее опубликуют, – я думал, что мне даже не ответят. Мне и в голову не приходило, что ответ может прийти так быстро и что он будет таким восторженным. Это письмо сильно меня тронуло. У Ян Сяо рукопись пробыла почти год, и все это время она постоянно связывалась с издателями и время от времени сообщала мне о том, как идут дела. Я помню, что в одном письме она написала: «Пожалуйста, подождите еще немного. Я не верю, что сегодняшней молодежи не понравится литература нового столетия!» По совершенно понятным причинам, в число которых входят и условия, в которых тогда находилась фантастика, книга так и осталась неопубликованной. Рукопись вернулась ко мне потрепанной: она не раз переходила из рук в руки. Приблизительно в то же время я получил письмо от редактора Цинь Бая; он внимательно прочел рукопись и высказал несколько разумных предложений. «Китай 2185»[78], еще один фантастический роман, который я написал в тот же период, тоже не был напечатан, и он вряд ли выйдет сейчас, когда Е Юнле уже опубликовал произведение на ту же тему. (Произведение Е Юнле, скорее всего, станет бестселлером.) Затем я отправил «Эпоху Сверхновой» еще нескольким издателям, и получил от них один и тот же ответ: «Рукопись очень хорошая, однако опубликовать ее невозможно». Затем на меня навалилась работа и жизнь, и я сделал паузу в процессе редактирования «Эпохи…» и поисках издателя для нее.
Эта пауза длилась десять лет.
Только в 2000 году я снова вспомнил про эту рукопись. К моему удивлению, мне уже не казалось, что ее невозможно опубликовать. Я стряхнул с нее пыль и отправил сначала Тан Фэну, а затем Яо Хайцзюню, и они оба приложили огромные усилия, чтобы издать роман. Тан Фэну я сказал, что мне хочется опубликовать ее в каком-нибудь крупном и солидном издательстве. Оказалось, что это довольно скромное желание: «Народная литература» и «Китайское издательство писателей», два ведущих издателя страны, занимающиеся «серьезной» литературой, были готовы взять мой роман. Затем «Эпоха…» прошла еще три итерации.
В третьем варианте половина книги была переписана. Я ослабил политические и усилил фантастические темы, перенес в черновик абсолютную демократию, построенную в цифровом мире романа «Китай 2185» – только теперь это была уже не утопия, а кошмар. В третьем варианте я также расширил описания боевых действий. Эти элементы были на грани дозволенного, и я знал, что у книги мало шансов выйти в свет, но просто решил исполнить свою мечту и извлечь максимум пользы из своего успеха – как говорится, «одну веревку развяжешь – развяжутся многие».
В четвертом варианте в основном изменились фрагменты, связанные с войной, – театр военных действий стал иным, а средства ведения войны – более научно-фантастическими и странными. Внести эти изменения потребовал редактор, и я против них не возражал. Я понял, что большой уровень реализма в фантастике – это хороший способ быстро привлечь внимание к своей работе, однако оно надолго не задержится. Четвертый вариант романа стал более фантастичным, но в основании все равно была реальность. Если роман измельчить и слить весь сок, то от него не осталось бы ничего, кроме реальности. Именно тот вариант нравился мне больше всего.
Работа над пятым вариантом стала для меня болезненным процессом: мне пришлось выбросить последнюю часть романа, в которой страны обмениваются территориями, а ведь я считал ее ключевым моментом всей истории. Получив это предложение редактора, я пришел в ужас и уперся. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что тогда я, как и многие начинающие писатели, вел себя крайне заносчиво, думая только о своей работе, но не о сложностях, которые она может создать для редактора. Мне очень стыдно за свое поведение. Несмотря на ту ошибку, я внес необходимые изменения, потому что, остыв и немного поразмыслив, я понял, что советы редактора не являются столь уж необоснованными: последний фрагмент действительно был похож на гром среди ясного неба. С точки зрения фантастики это был интересный вариант, но для литературы он был непригоден. Если книгу прочтет достаточное количество людей, я выложу эту часть в Сети; а если она разойдется тиражом всего в пару тысяч экземпляров (а скорее всего, так и будет), я просто откажусь от этой затеи.
Сейчас в Китае интерес к фантастическим романам практически отсутствует, и поэтому я очень благодарен издательству и всем, кто приложил столько усилий, чтобы опубликовать эту книгу.
Эта книга – часть моей юности, и для меня ее издание стало символом того, что в фантастике закончилась весна. Теперь писатели (в том числе и я) мыслят иначе и пишут фантастику совсем не так, как десять лет назад.
Десять лет назад Ян Сяо написала мне письмо, в котором пожаловалась – по-английски: «Как летит время!» На самом деле я только сейчас понял, насколько она права. Раньше китайские фанаты фантастики были похожи на редкие искры; холодными зимними вечерами компании молодых людей набивались в маленькие, неотапливаемые дома и, столпившись у маленьких печек, всю ночь обсуждали прекрасные мечты о фантастике… Так Лин Чэнь описала мир фэнов того времени. Однажды я написал фанатскому клубу в Пекине (одним из его членов был Син Хэ) и сказал, что они могут прийти ко мне домой и воспользоваться моим компьютером. В наше время люди, возможно, назвали бы меня жадиной. Ты же компьютерщик, почему ты просто не отдал им старый комп? Конечно, сегодня это было бы легко сделать, но давайте вспомним, какими были компьютеры того времени: у меня был GW0520 CH с 512 К (то есть
Новое поколение китайских фантастов не в состоянии размышлять о прошлом фантастики – у нас его нет. Но сейчас, в последнюю ночь 2002 года, я попрошу вас не судить меня за этот нелепый внезапный порыв. Те из нас, кто родился в 1960-х, скорее всего, являются первым поколением фанатов фантастики, ведь до нас фантастика сначала относилась к научно-популярной литературе, а до того – к традиционной литературе, и четко очерченного круга почитателей у нее не было. В «Шаровой молнии», еще одном моем романе, есть такой фрагмент: «От этого города веяло ностальгией, чего не бывает в древних городах с тысячелетней историей. Они слишком старые – настолько старые, что человек не ощущает связи с ними, настолько старые, что теряются все чувства. Однако вот такие молодые города навевают мысли о только что минувшей эпохе, о проведенных в них детстве и юности, о собственном прошлом, собственной истории».
Более десяти лет назад зимними ночами я сидел перед черно-белым монитором компьютера и писал «Эпоху Сверхновой» в программе
Уже поздно, через десять минут пробьет полночь. В 2002 году осталось всего десять минут. На самом деле рано или поздно наступает момент, когда у всего остается лишь десять минут… не только у текущего года, но у нас, Земли, Солнца и всей Вселенной – и, конечно, у фантастики, которой мы, первое поколение фанатов, так восхищаемся.
Я желаю китайской фантастике счастливого Нового года.