Репортер: В начале романа вы говорите, что описание шаровой молнии основано на научных данных. Вы не боитесь, что эксперты или фанаты фантастики раскритикуют его?
Лю: Шаровая молния – загадка природы. Пока что у нас нет теории, которая объясняет ее, и мы не понимаем, как она возникает. У нее невероятно высокая внутренняя температура – десятки тысяч градусов, однако поверхность молнии прохладная. Самое удивительное – это избирательность, с какой она выделяет энергию. У нас есть великое множество сообщений от людей, которые стали свидетелям невероятных событий, – например, того, как шаровая молния сожгла человека дотла, не повредив его одежду. Недавно русские ученые заявили о том, что им удалось создать шаровую молнию в лаборатории, однако вскоре они выяснили, что фактически они сделали каплю жидкости с электрическим зарядом на поверхности, а это не то же самое, что шаровая молния, которая возникает в природе. Как сказано в предисловии к роману, шаровая молния – это просто литературный образ, воплощение научно-фантастической эстетики; ее нельзя воспринимать как научное объяснение данного феномена. На самом деле мои собственные (наивные и дилетантские) мысли о шаровых молниях сильно отличаются от того, что написано в романе. Объяснение, приведенное в романе, я выбрал не потому, что оно самое логичное, а потому, что оно интригующее и романтичное.
Что же касается критики, то я повторю слова одного мастера фантастики: если вам нужны технические ошибки, то вы прибыли по адресу.
Репортер: В послесловии вы неоднократно упоминаете чудесные миры, созданные великими мастерами фантастики, и выражаете свою любовь к непротиворечивым воображаемым мирам. Соответствует ли этому критерию «Шаровая молния»?
Лю: Если анализировать фантастические произведения (и особенно романы) на их соответствие реальности, то большинство из них можно поделить на две категории: они либо создают свои собственные, завершенные воображаемые миры, которые отчасти или полностью не связаны с реальным миром, или они зажигают искры фантастики в реальном мире – бросают алмазы в серый песок реальности, на фоне которой они сияют еще ярче. Такие произведения, как цикл «Академия» Айзека Азимова и «Дюна» Фрэнка Герберта, принадлежат к первой категории, а недавно вышедший роман «Радио Дарвина» Грега Бира относится ко второй. «Шаровая молния» тоже является сплавом фантастики и реальности. Как написано в послесловии: «Мир, описанный в романе, – это серая реальность; знакомое серое небо и облака, серый пейзаж и небо, серые люди и жизнь, но внутри этого серого банального мира незаметно плывет что-то маленькое, сюрреалистичное, словно пылинка, выпавшая из сновидения. Эта пылинка заставляет нас задуматься о великих тайнах космоса
Репортер: Ученые в вашей книге сильно отличаются от того, какими их представляют себе люди. У них есть определенная форма «безумия», и чем выше ее уровень, тем более талантливыми они являются. Например, главный герой «Шаровой молнии» несколько раз почти теряет свой статус, и в середине книги его почти заменяет Дин И, физик-бунтарь, который ранее играл второстепенную роль. Это скорее метафизический образ или философский?
Лю: В наше время число профессиональных исследователей сильно увеличилось, и, разумеется, большинство из них – обычные люди, однако среди них есть и всегда были эксцентричные гении. «Большая» литература невысоко ценит подобных персонажей, потому что они не являются типичными в мире, который она описывает. Но типичный мир фантастики и традиционной литературы сильно отличаются, и в первом такие фигуры могут существовать. Это практически данность, что в фантастике необычные люди появляются чаще, чем в традиционной литературе. Если говорить конкретно о Дин И из «Шаровой молнии», то совсем он не такой, как персонаж из «Я услышал это утром», – у него есть несколько реальных недостатков. И, кстати, главный герой романа – это
Репортер: Вас часто критикуют за то, что в ваших произведениях нет «настоящих людей». Критики говорят, что ваши персонажи, особенно женщины, – просто пустышки. Но Линь Юнь, героиня «Шаровой молнии», совсем другая.
Лю: На самом деле Линь Юнь тоже охарактеризована очень просто. Вам кажется, что она отличается от других персонажей, но лишь потому, что она – другой человек. Она – не героиня и не идеалистка, и, более того, можно сказать, что она – плохой человек. Тяжелые детство и юность сделали ее холодной, словно машина, а ее разум – слегка извращенным… Но, как я уже сказал, литературная фигура, которую я пытаюсь создать в романе, – не героиня, а шаровая молния.
Мне бы хотелось слегка отклониться от темы. Возможно, кто-то спросит, почему главная героиня ведет себя именно так, а не иначе. Возможно, кто-то поставит под сомнение ту роль, которую она играет в романе. Я как автор тоже искренне мечтаю о том, чтобы ее образ был недостоверным, но, к сожалению, это не так – реальность гораздо сложнее любых постулатов и теорий.
Репортер: Во многих ваших произведениях – например, в «Пылающих недрах» и в «Заградительных помехах полного спектра» – ощущаются значительная доля реализма и патриотический пыл. Исключением не стала и «Шаровая молния». Как вы оцениваете этот аспект вашей работы? Это не странно – придерживаться националистических настроений в фантастике, жанре, который в целом продвигает общечеловеческие ценности?
Лю: По-моему, тут у вас инерция мышления. Возможно, в «Шаровой молнии» действительно есть «значительная доза реализма», о которой вы говорите, но в ней нет никакого «патриотического пыла» и вообще никаких намеков на национализм – и совершенно точно в романе нет исполнения желаний. Нельзя сказать, что Китай в романе одержал победу; он, как и весь остальной мир, столкнулся с макросинтезом, который является более страшной угрозой, чем война. Однако описания являются реалистичными, и характеристики главной героини отражают текущее состояние вооруженных сил. Но, как я уже говорил, все это сделано только для того, чтобы повысить уровень актуальности в романе.
Что же касается моих более ранних произведений, то ощущение реализма и патриотизма в них зависит от их темы. В «Поэтической туманности» и «Микро-эре» нет никакого реализма, а в «Пожирателе» и «Я услышал это утром» нет патриотизма. Фантастика, как вы и сказали, – это литература пангуманизма, но это не значит, что национальная точка зрения ей противоречит. Неужели вы думаете, что человек, который предал своих во время войны в 1940-м, пожертвует собой ради спасения цивилизации в 2140-м?
Репортер: В прошлом вы говорили о макродеталях и о необходимости отделить фантастику от литературы, и это свидетельствует о том, что ваши представления о жанре сильно отличаются от мнения читателей. Если бы можно было удалить из уравнения рынок и читателей, какую фантастику вы бы писали?
Лю: Больше всего я хочу писать фантастику, которая дает свободу моему воображению и позволяет моим мыслям бродить по самому макроскопическому макромиру и самому микроскопическому микромиру. Сейчас я говорю именно о таких произведениях, как «Море сновидений» и «Поэтическая туманность». Если честно, то именно их я люблю больше всего. Сочинять подобные произведения – настоящее удовольствие, это «пикник на миллиард лет» (так называется книга о фантастике, которую написал Брайан Олдисс).
К сожалению, читатели такие работы не одобряют. Я уважаю их желания и больше писать произведения в этом цикле не буду. Однако подобные идеи постоянно возникают в моей голове и приносят мне огромное наслаждение. Для меня они – источник удивительных приключений, которые происходят в моем сознании. Я до сих пор считаю, что именно для этого нужна литература-фантазия, и в том числе фантастика.
Репортер: Последний вопрос. Что ждет китайский рынок фантастики? Появились ли у вас планы новых произведений, которые позволят вам и дальше оставаться лидером на рынке фантастики, вожаком фантастов?
Лю: Я просто инженер и писатель-фантаст; я живу в глуши, и у меня нет каких-то особых знаний о ситуации на рынке. В США эпоха журналов, печатавших фантастические рассказы, закончилась, и им на смену пришли романы. Возможно, китайская фантастика тоже пойдет по этому пути. Мне кажется, что рынок романов взлетит, если появится пара больших произведений, которые разойдутся тиражом в миллион экземпляров, а их киноадаптации принесут сотню миллионов юаней, или если по ним снимут хорошие сериалы, которые CCTV покажет в прайм-тайм. Пока что ни одного из этих «святых Граалей» не видно.
Мои творческие планы… мы, писатели-дилетанты, не обладаем полной свободой действий. Все зависит от того, сколько свободного времени у меня будет – если много, то мне бы очень хотелось написать еще один роман; если нет, то я продолжу работать над малой и средней формой. И мне не кажется, что я вожак – немногочисленное сообщество китайских фантастов пока нельзя назвать стадом, и каждая из входящих в него овец обладает уникальными характеристиками. Настоящего лидера у нас еще нет – ни в том, что касается рынка, ни в том, что касается литературных тенденций. Мы можем лишь надеяться на то, что он (или она) скоро появится.
Худшая из всех возможных Вселенных, лучшая из всех возможных Земель