Почему мы читаем фантастику? Для обычного читателя это вопрос типа «сколько будет один плюс один?». Но для сообщества китайских фантастов это еще и своего рода нерешенная проблема Гольдбаха. Китайская фантастика похожа на дрожащий, мерцающий огонек; ее прерывистая история длится уже сто лет, и в течение этого времени на этот вопрос отвечали по-разному. И даже сейчас эта тема представляет интерес для сообщества. Это фундаментальный вопрос для фантастики, он – фундамент, на котором стоит этот жанр литературы. И хотя
Самый первый ответ на этот вопрос дал мастер Лу Синь[83]. Он верил, что фантастика поспособствует распространению науки в Китае и поможет одержать победу над невежеством. Разумеется, никто не будет отрицать, что это величайший уровень понимания, особенно если учесть обстоятельства того исторического периода. Оно, возможно, было более значимым, чем более подходящие ответы, которые были найдены позднее. И, более того, в то время выбрать любую другую цель для фантастики было бы глупо и даже непростительно. Эта теория об исторической миссии фантастики просуществовала до 1950-х, после чего стала еще более строгой и утилитарной. Фантастика превратилась в инструмент, с помощью которого школьники и студенты изучают науку. Многие разделяют данное мнение даже сейчас. Но какие научные знания можно почерпнуть из
Возможно, читатель и может что-то узнать, но данное произведение, скорее, не учит, а направляет его. Даже если мы посмотрим на него глазами не очень дотошного ученого… Корабль, который летит в виде квантовой волны и выходит из этого состояния, когда натыкается на гравитационное поле звезды; камни долголетия, которые также управляют мыслями – пусть даже мыслями существ другого вида и пусть даже после миллиардов лет, проведенных на планете под черным солнцем, – такие идеи не выдерживают никакой критики.
В 1980-х вопрос о том, почему мы читаем фантастику, наконец-то получил второй ответ: чтобы лучше понять общество, изображенное в научно-фантастических декорациях.
Есть еще один ответ на вопрос «зачем читать фантастику?» – она помогает нам внутренне подготовиться к тому, что может произойти с человечеством в будущем. И если мы готовы, то можем предпринять меры заранее, или, по крайней мере, невозмутимо взглянуть в лицо катастрофы. В
Почему же
Иногда мы начинаем подозревать, что Бог – это писатель-фантаст, ведь задача фантастики – создать уникальный мир, даже если он существует только в нашем воображении. Более того, ранняя фантастика не пыталась создавать новые миры, а ограничивалась тем, что придумывала лишь определенные его элементы: их примером могут служить машины из романов Жюля Верна. Позднее фантастика развилась и перешла от создания машин к созданию миров; произошел скачок – писатели-фантасты превратились из инженеров в творцов. Но быть творцом нелегко: воображаемые миры в классических научно-фантастических произведениях миров настолько редки, что их можно пересчитать на пальцах. «Большая литература» оставила нам персонажей – таких как Гамлет и Дон Кихот, а фантастика дала нам Галактическую империю Айзека Азимова, космический корабль из «Свидания с Рамой» Артура Ч. Кларка и пустынную планету Дюну Фрэнка Герберта.
Почему вы поднимаетесь на гору? Потому что она существует. Почему вы читаете фантастику? Потому что мир, описанный в фантастическом произведении, не существует! Да: воображаемые миры, созданные фантастами, притягивают нас благодаря чувству отчуждения, или, скорее, потому, что они далеко отстоят от реальности. В нашей серой повседневной действительности мы остро ощущаем, какой ограниченной и пресной является реальность; мы мечтаем размножиться в геометрической прогрессии, заполнить Вселенную, словно туман, ощутить тайны и красоту бесчисленного множества миров и прожить несколько жизней в разное время и в разных местах. Только воображение и сны помогают нам отчасти воплотить это желание в жизнь. И это – одна из главных особенностей фантастики, которые делают ее столь притягательной.
Предыдущие теории фантастики делали акцент на двух пунктах, связанных с воображаемыми мирами. Во-первых, мир должен обладать внутренней логикой и сформировать полную и закрытую логическую систему. Это, по сути, работа ученого. Особенно наглядным примером является неевклидова геометрия: хотя она позднее получила широкое распространение в географии и теоретической физике, изначально ее создали математики, чтобы удовлетворить потребность в геометрическом мире. Во-вторых, воображаемый мир должен быть странным и экстраординарным, чтобы его непохожесть на реальный мир потрясла читателей. Многие классические фантастические произведения достигают двух этих целей, но их публикация в Китае прошла почти незамеченной – возможно, потому что эти работы – сознательно или нет – забыли о третьем условии: осознать расстояние между воображаемым миром и реальным.
Прежде всего, нужно объяснить, что в данном случае означает «расстояние»: это не физическое расстояние, но, скорее, степень свободы и воображения. Сюжет «Звездных войн», возможно, разворачивался «давным-давно в далекой-далекой галактике», как написано в сценарии Джорджа Лукаса, но сам мир с его лазерными мечами и космическими кораблями фактически не отличается от Средневековья на Земле; поэтому мы можем сказать, что это – фантастика, которая недалеко отстоит от реальности. Хол Клемент[84] в рассказе «Критический фактор», практически неизвестном в Китае, описывает гипотетическую форму жизни – бесформенную, жидкую, живущую в почве и узнающую о силе тяготения, падая с потолка пещеры. Да, возможно, это существо жило на Земле, но если говорить о воображении, то оно очень далеко от нашей реальности.
Воображаемые миры научно-фантастических произведений не должны быть слишком похожи на реальный мир, иначе они потеряют свое обаяние и значимость. Но расстояние между воображаемым миром и реальностью не может быть слишком большим, ведь в этом случае читателю будет не за что «зацепиться». Создать воображаемый мир – все равно что запустить спутник: если скорость слишком мала, он упадет на Землю, но если она слишком велика, то он покинет орбиту и улетит в космос. Воображаемый мир может по-настоящему ожить только в том случае, если автор сохранит баланс между реальностью и воображением. И автору
Когда мы анализируем элементы мира
Огонь китайской научной фантастики зажгли произведения Западных авторов. Любимые произведения китайских любителей фантастики – по-прежнему книги Западных писателей, но в последние годы ситуация начала меняться, и современная Западная (и особенно американская) фантастика начала вызывать в Китае прямо противоположные чувства. Прежде китайские читатели в основном читали Западную фантастику, опубликованную до 1960-х годов. Чтобы изменить сложившуюся ситуацию, китайские издатели перевели великое множество более современных произведений – в основном лучшие работы, вышедшие за последние годы в США. Китайские читатели с радостью бросились читать их, и в результате их счастье и энтузиазм немного поугасли. Эти истории в красивых обертках не волнуют людей так, как романы Жюля Верна, Герберта Уэллса, Айзека Азимова и Артура Ч. Кларка, и не приносят такого удовольствия, потому что на этот раз читатели получили малопонятные аллюзии и обрывки снов, а также мрачные и туманные воображаемые миры. Такие книги, как «Всем стоять на Занзибаре» Джона Браннера, «Звездный прилив» Дэвида Брина и «Человек в высоком замке» Филипа К. Дика, сбили китайских читателей с толку и даже привели в ступор, и это, в свою очередь, навсегда отвратило многих от научной фантастики.
Но
В прошлом году Джек Уильямсон вышел на сцену и принял кубок в виде ракеты – награду «Хьюго». Этот эквивалент Нобелевской премии он получил за «Перевоплощенную планету» – произведение, написанное в столь же ярком стиле, что и
Боги, возрожденные на границе фантастики
Давайте начнем с панорамного кадра. Существует восхитительная разновидность фантастики под названием «стимпанк»; она показывает будущее не таким, каким мы представляем его сегодня, а таким, каким его видели люди, жившие в прошлом (обычно в конце XVIII – первой половине XIX века). В фильмах и сериалах, сделанных в этом жанре, мы видим огромные машины, источником энергии для которых служат паровые двигатели, а также ощетинившиеся стволами пушек дирижабли, покрытые запутанной сетью из медных трубок и оснащенные старомодными измерительными приборами. Наивное восхищение большими механизмами, характерное для «стимпанка», заставляет вспомнить о Жюле Верне и его эпохе; кроме того, «стимпанк» напоминает нам о том, насколько сильно люди того времени ошиблись в прогнозах, представляя себе будущее. Возможно, мы также заметим, что они поняли, какой силой обладает наука, но не сумели предугадать, как будет выглядеть эта сила и какие формы она обретет. Техника в мире «стимпанка», несмотря на свою кажущуюся примитивность, делает приблизительно то же самое, что и наша, современная. И удивляет нас именно то, как тот мир отличается от нашего, словно первый из них – печальный, ностальгический сон.
Теперь вернемся в настоящее: насколько