Хань Суна я видел всего однажды и сказал ему только одну фразу: «Давайте как-нибудь поболтаем!» Это было в начале ноября прошлого года – в кафетерии Пекинского педагогического университета. Когда я прибыл туда, он уже собирался уходить. Лучше всего я запомнил его сумку – на первый взгляд могло показаться, что он подобрал ее на свалке, но, вполне возможно, что это была люксовая вещь из дорогого бутика. Его произведения точно такие же.
У меня такое чувство, словно Хань Сун сам не подозревает о том, что у него есть дополнительное измерение или восемь дополнительных глаз. Наличие этих глаз не ощущается ни в его «Манифесте о воображении», ни в работах, которые он выпустил под псевдонимом; похоже, они работают только в произведениях, опубликованных под его собственным именем. Он выбрал не одну и не две, а целых четыре моих работы для сборника «Лучшая китайская фантастика 2001», что и лестно, и удивительно одновременно, – куда смотрели еще восемь его глаз? Я спрашиваю не из ложной скромности: по-моему, такой человек, как он, человек, который ощущает третье измерение, должен быть не слишком высокого мнения о моей строго плоской, двухмерной фантастике.
Вполне естественно, что такие трехмерные фантастические произведения остаются недооцененными; для жанра это не является трагедией. Более того, даже если выпустить их в США, нет никаких гарантий, что там они найдут много читателей. Нам, двухмерным созданиям, не стоит чувствовать себя существами второго сорта – сравнивая двухмерную фантастику с сочинениями, я не хочу никого оскорбить. Есть хорошие сочинения, а есть плохие. В прошлом году сочинение «Смерть рыжего кролика», написанное школьником на вступительных экзаменах, получило максимальную оценку и стало чем-то вроде национальной сенсации. Двухмерные существа не могут выйти за пределы своего мира и оказаться в третьем измерении, но нам все равно следует стараться и писать хорошие сочинения в нашем двухмерном мире, ведь если китайская фантастика – это пирамида, тогда наши сочинения, хотя и плоские, складываются, формируя широкий и толстый фундамент. Только когда он станет достаточно прочным и высоким, весь мир сможет увидеть трехмерную верхушку пирамиды.
Современная американская фантастика
«Небьюла» и «Хьюго» – главные мировые премии, которыми награждают произведения в жанре фантастики; первую присуждают критики, вторую – читатели. После того как появилось движение «новой волны», Западная научная фантастика стала более разнообразной, и премии «Небьюла» и «Хьюго» последних лет прекрасно это отображают. Если взглянуть на номинантов и победителей, можно заметить следующие тенденции:
1. Идеи традиционной научной фантастики по-прежнему обладают большим влиянием. Большая часть работ, номинированных или награжденных за последние два года, имеет явное технологическое «ядро» – быть может, в них и нет стандартного сюжета в стиле Кэмпбелла, но в их основе по-прежнему лежат традиционные идеи о технологиях. Просто современные научные теории значительно превзошли абстракции «золотого века» 1930-х – 1940-х годов, и технологии, описанные в новых произведениях, стали еще более таинственными, чем в «традиционных» работах. Например, в рассказе Стивена Бакстера
Еще одно проявление идей традиционной фантастики: в большинстве произведений все еще использованы классические методы повествования, эти работы написаны простым языком, и их персонажи испытывают искренние чувства. Одним из таких произведений является повесть «История твоей жизни»; эта работа написана на высоком уровне литературного мастерства и содержит уникальные и глубокие мысли о времени, судьбе и жизни. Прочитав это произведение, мы долго обдумываем его, и оно вызывает в нас удивление и тревогу. Его язык обладает элегантной простотой; несмотря на то, что в истории пересекаются элементы пространства и времени, сюжет течет естественно, словно в стихотворении, наполненном яркими образами.
2. Внимание к проблемам общества, сильное чувство предназначения и ответственности. За последние два года многие произведения-номинанты посвящены реалистичным проблемам общества; эти произведения создают четкий образ будущего человеческого общества. Например, в рассказе
Нам всегда казалось, что Западная фантастика, пришедшая на смену «новой волне», редко обращает внимание на то, что не имеет отношения к науке или литературе, – что искусство это не более чем способ применить воображение и выразить свою индивидуальность. Но это не так. В сообществе китайских любителей фантастики время от времени появляются люди, требующие, чтобы мы писали что-нибудь «полегче». Если честно, мы так и сделали, и в результате наша фантастика по сравнению с американской кажется легкой, словно перышко, но теперь она насквозь пропитана «снами о лунах над заснеженными равнинами и о цветах на ветру». Что за чушь!
3. Тенденция к разнообразию сильна как никогда. Помимо уже представленных работ, которые являются более традиционными, большую часть номинантов составляют произведения, написанные в авангардистском стиле, малопонятным языком, – такие, как «Маки» Терри Биссона, обладатель «Небьюлы» 2000 года. Другие произведения полностью вышли за наши представления о научной фантастике; примером может служить номинант «Небьюлы» 2000 года – рассказ Брюса Холланда Роджерса «Мертвый мальчик стучит в окно»[88] – рассказ о ребенке, который умирает сразу после рождения и становится посланцем между мирами света и тьмы.
Несколько книг на моем пути в фантастике
Книги влияют на человека самими разными способами, но самые важные – те, которые влияют на его жизненный путь. Я как писатель-фантаст просто хочу рассказать о тех книгах, которые привели меня в научную фантастику.
Произведения Жюля Верна о машинах. Фантастику Жюля Верна можно, в общем, поделить на две большие группы, в зависимости от того, что в них описывается: первая группа – истории о научных исследованиях, вторая – истории о больших машинах. Произведения второй группы более «научные»; к ним можно отнести «20 000 лье под водой», «Плавучий остров» и «Из пушки на Луну». В машинах, которые появляются в этих историях, использованы паровые двигатели и примитивная электротехника XVIII и XIX веков. Грубая и примитивная техника является символом «детского» этапа в истории современных технологий, и их детская невинность добавляет произведениям определенную эстетику. Главное в этих чудесах техники – то наивное удовольствие, которое люди получают, впервые увидев их. Это ощущение – плодородная почва, на которой растет научная фантастика. Люди по-прежнему наслаждаются видом больших машин, и доказательством этого являются мотивы стимпанка, которые появились в фантастике в последнее время. Такая фантастика показывает нам не то будущее, которое представляем себе мы, современные люди, но то, каким его видели наши предки в XIX веке. В фильмах, снятых в жанре «стимпанк», мы видим большие паровые машины, примитивные летательные аппараты, похожие на железные крейсера, торчащие во все стороны медные трубки и старомодные инструменты. Стимпанк – это сиквел эпохи больших машин, которые воображал Жюль Верн. Он не только позволяет нам полюбоваться на большие машины, но и вызывает и теплое чувство ностальгии.
«2001: Космическая одиссея» Артура Ч. Кларка относится к совершенно другому жанру фантастики. Это тоже технологическая фантастика, но она тем не менее находится на противоположном полюсе того типа фантастики, который включает в себя машины Жюля Верна. Верн пишет о технологиях, которые лишь на шаг опережают современные ему, а Кларк описывает время и пространство, которые сошлись, образовав идеальный чистый мир. Я прочел этот роман в начале 1980-х, и для меня он стал первым произведением, которое так хорошо и так быстро описывало всю историю – от их появления до гибели (или вознесения). Это яркая, резкая, живая фантастика, а от взгляда на мир с точки зрения Бога я едва не задохнулся от шока. Книга «2001: Космическая одиссея» позволила мне познакомиться с совершенно другим литературным стилем – таким, который обладает и философской абстрактной трансцендентальностью, и роскошным литературным языком. Оба этих качества позволяют описать самое большое существо во Вселенной, которое мы не можем ни ощутить, ни представить себе.
«Свидание с Рамой» Артура Ч. Кларка – пример того, какой силой обладает фантаст, создающий миры. Все произведение – словно генеральный план для творца; оно показывает нам чужой мир фантазий, в котором каждый кирпич уложен с восхитительной тщательностью. В этом романе, как и в «Космической одиссее», инопланетяне так и не появляются, но сам вымышленный мир способен завладеть нашим воображением. Если истории Верна заставили меня полюбить фантастику, то именно книги Кларка побудили меня сделать первые шаги к написанию своих произведений в жанре фантастики.
Три антиутопии – «1984» Джорджа Оруэлла, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «Мы» Евгения Замятина находятся на периферии фантастики как жанра, но я увидел в них еще одно свойство фантастических произведений, а именно способность отражать реальность и вмешиваться в нее так, как современная проза в жанре реализма никогда не сможет делать. «1984» не занимает высоких позиций в мире литературы; его влияние в основном ограничено сферами политики и социологии. В этом году на конвенте в городе Чэнду несколько писателей даже заявили о том, что именно благодаря роману «1984» тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год не стал воплощением дистопии Оруэлла. Это, несомненно, преувеличение, но фантастика не только позволяет людям насладиться плодами воображения, но и обладает реальной силой, недоступной другим литературным формам. В ходе моей дискуссии с профессором Цзян Сяоюанем мы оба заявили о том, что в «1984» более светлый мир, чем в двух других антиутопиях, потому что в этой книге человеческая природа подавлена, но, по крайней мере, все еще существует. В мирах двух других романов человеческая природа растворилась в технологиях. В литературе реализма такую тьму выразить невозможно.
Если говорить о качестве прозы, то «Война и мир» Толстого и «Война и память» Германа Вука не находятся на одном уровне, но в данном случае я фокусируюсь на ситуацию с высоты птичьего полета, который характерен для обоих произведений. Оба автора создают панораму войны. В отличие от лирической и восхитительной литературы, которая следует за нитями отдельных чувств, подобные шедевры помогают нам осознать существование человечества как единого целого, и именно в этом и заключается перспектива фантастики.
«Путеводитель по науке» Айзека Азимова – это огромная штука, похожая на каталог, но я никогда не видел еще одной столь же системной работы, доступным языком объясняющей основы современной науки. «Космос» и «Драконы Эдема» Карла Сагана – еще два научно-популярных произведения, которые прибыли в Китай относительно рано, и хотя они выглядят немного устаревшими в свете более новых и свежих теорий, они все равно смотрят на науку через призму эстетики. Сегодня подобный метод не кажется необычным, но в начале 1980-х это реально открыло мой «третий глаз» и заставило его обратить внимание на науку.
Самая замечательная особенность «Эгоистичного гена» Ричарда Докинза – это его холодность, абсолютно ледяное спокойствие, с которым он описывает основные качества жизни. Даже если его выводы необязательно верны, он сообщает нам нечто важное: то, что мы не способны осознать, в чем состоит окончательная цель жизни в целом, человеческой жизни, мира и Вселенной. А «Освобождение животных» Питера Сингера, напротив, призывает нас подарить мир и любовь всем существам, а не только людям, и это точно так же заставляет нас взглянуть на человеческую цивилизацию с таких высот, о существовании которых мы и не подозревали. С какой стороны ни посмотри, обе эти книги очень даже относятся к фантастике.