Погода нелётная

22
18
20
22
24
26
28
30

Маргарета фыркнула и отвернулась, вздёрнув нос.

Всю неделю Макс ныл, что у неё «дурацкий график». Он сидел на опушке, чесал виверну, считал пролетающих мимо драконов и отчаянно скучал, а потому решил, будто Маргарета нанялась его развлекать. Он уболтал её ночевать в лесу, занимал бесконечными разговорами и каждый раз хмурился, когда она уходила.

Кто придумал это, ворчал Макс, священнодействуя над котелком. Кому пришло в голову, что вот это — нормальная работа? Четыре раза в день! Семь дней в неделю! Без отпусков и больничных! Ты живёшь здесь, как каторжница, в консервной банке!..

Но, по правде, у Маргареты был прекрасный график.

По крайней мере, если знать, с чем сравнить.

Это только кажется, что грузовой дракон в прифронтовом отряде — простая, «девичья» работа. Несколько раз Маргарете приходилось вынужденно лететь в боевом дивизионе, хотя стрелок из неё был так себе, и иногда она думала, что не отказалась бы перейти насовсем, потому что виверны по крайней мере считают войну игрой. А дракон — неповоротливая своенравная зверюга, которая видала в провале грузы, людей, неудобные наземные площадки, лично тебя и особенно — подчиняться.

Есть, конечно, послушные, спокойные, хорошо выезженные звери, давно работающие с контейнерами. Но есть и те, кого выловили совсем недавно. К таким даже опытный всадник подходит только спереди, чтобы не быть случайно затоптанным.

Ты сидишь часами в ангаре, пока не моргнёт табло с полётными заданиями. Одеваешься, хватаешь бланк, бежишь наверх, пересчитываешь загоны и крутишься рядом, чтобы отыскать хищную голову и шестом постучать по шерстистому веку.

Потом ты смотришь зверю в глаза, и на плечи скалой обрушивается связь. Дракон рычит и рвётся, а ты держишь упрямством и силой, доказывая: это ты здесь главная, это ты решаешь. Ты держишь, пока дракон устраивается на балке для загрузки, и пока на нём крепят контейнер. Держишь, пока внутрь опускают ящики; тело у вас с ним теперь — одно на двоих, и потому это у тебя ломит лапы и пучит кишки. Перед глазами мутное марево, собранное из наложенных друг на друга картинок: ты смотришь на загрузку дракона и вместе с тем — на размытый серый силуэт самой себя, который можно раздавить одним когтём.

И потом, в небе, нельзя отпустить ни на секунду. Каждое мгновение ты ждёшь, что вот сейчас дракон рванётся, и твоя задача — не дать ему скинуть себя или груз. Так много, много часов; и иногда ты садишься, а в ладонь тебе ложится новый бланк, и ты пересаживаешься на другого дракона, свежего.

Как ни старались на базе создать какое-то подобие порядка, ты всегда знаешь: может быть, лететь нужно прямо сейчас. Даже если прямо сейчас хочется только сдохнуть. И валясь на койку, ты знаешь тоже: может быть, прямо сейчас заверещит динамик, и ты окажешься на драконе раньше, чем проснёшься.

Вот это — по-настоящему поганый график! А на метеостанции вся жизнь подчинена часам. День за днём, час за часом Маргарета шагала по знакомому распорядку, растворяясь в нём и в тишине. В голове — вязкое марево, руки сами собой выполняют заученные движения. Это прекрасная работа, она никогда и не хотела бы ничего другого.

А Макс — свалился, ну надо же. Громкий, бодрый, дёрганый. Ему всегда чего-то надо, каждый раз ему подавай что-нибудь новое. Он не хотел понимать, что тень Маргареты всегда отправляет вечернюю сводку в одно и то же время, даже если правила дозволяют целый двухчасовой интервал; он не хотел знать, что ни одна из возможных Маргарет не проводит вечера в лесу, отбиваясь от алчущих крови комаров.

И когда Макс узнал, что по вторникам и четвергам не летают почтовые, и сводка вечерняя никому от того не нужна, ему нельзя было объяснить, почему Маргарета всё равно её подаёт. Что значит — ты привыкла? Как привыкла, так и отвыкнешь, право слово! Ты же обещала мне баню! Ах, бани только по воскресеньям? Ну, ничего, придумаешь что-нибудь другое.

Если бы не расписание почтовых и ярмарки по субботам, Маргарета наверняка давно перестала бы понимать, какой нынче день недели. И уж конечно она давно не умела ничего «придумывать», а максово мельтешение вызывало в ней вялое раздражение и тошноту. Но Макс умел как-то так сделать, что всё выходило по его.

Вот и теперь не стоило и надеяться: он всё равно заманит её в озеро, как ни отбивайся.

— Только не говори, что ты не умеешь плавать.

— Я умею плавать, — вяло отмахнулась Маргарета.

— Ну так пошли.

— Надо говорить — «пойдём».