Вор

Зуен внезапно остановила Шора, стукнув сложенным кнутом по рукам.

– Понимаешь. По глазам вижу, – посмотрела она чересчур пристально.

Шор потупил взгляд.

«Надо бояться, напуганный пленник не кажется опасным».

– У́ тебя сильная жажда, значит, ты пробыл в эль-Туне долго. Но ты выглядишь иначе. Я видела тех, кого город убивал за год. Я пила и сжирала их. А ты слишком живой для того места, – Зуен потрогала мышцы на спине Шора. – Пленники болтали о том, что кто-то из нашего племени охотился в эль-Туне. Это был ты? Кто ты? Подручный отрицателей? Или такой же потомок Южной империи, как и мы?

«Не смотреть на неё, не смотреть». – Шор уставился в одну точку. Он ожидал, что Зуен ещё что-нибудь расскажет. Но она убрала кнут и подтолкнула Шора к выходу.

Лика каждый вечер ждала возвращения Шора. Он велел вести себя тихо, не привлекать внимания и наблюдать как за айнэ, так и за другими пленниками. Люди страдали от нехватки воды из источника и в любой момент могли устроить бунт. Шор был рассудительным, хотя за его планами скрывалась настоящая паника. Лика чувствовала её, даже когда они с Шором спали. Сквозь сон парень постоянно проверял, на месте ли Лика, и тут же просыпался, если не доставал до неё рукой.

А Лика почти не спала. Было страшно закрывать глаза. Шорохи, шаги, стоны, хруст костей и стальной лязг выдёргивали её из сна. Когда какой-нибудь пленник в их клетке шевелился, Лика замирала от страха. Она не различала их лиц, люди не говорили с ней. Им было не до того: многие прожили в эль-Туне десятки лет. Пленники страдали от жажды, а от воды их рвало. В клетках стоял невыносимый запах пота, нечистот и крови. Вонь доводила до изнеможения, а ожидание сводило с ума. Когда у людей сдавали нервы, они начинали безудержно смеяться или выть до потери голоса. А то и кидались на других. И тогда айнэ душили взбесившихся. Поскольку кровь безумцев дикари не пили, видимо, им было важно её не пролить. Что они делали с телами, Лика не знала. Когда кого-то убивали, она будто бы глохла и слепла, проваливалась в безопасное место в душе и выходила, когда всё стихало. Но когда из клетки забирали покалеченного, Лика не могла оторвать взгляд.

Сегодня утром забрали женщину. Она была худой и очень бледной. Накануне её обрили наголо, отчего голубые глаза стали особенно большими и яркими. Женщина слегка улыбалась. Она была похожа на израненное насекомое, которому злые дети оторвали лапки. Она не шевелилась, не плакала, а только смотрела на Лику. Женщина продолжала улыбаться, даже когда её выволокли из клетки и унесли.

– Лика?

Лика очнулась и увидела Шора. С него стекали пот и грязь, руки были исцарапаны камнями. Но он вернулся сюда живым. Лика порывисто обняла друга. Каждое воссоединение было похоже на чудо.

– Они забрали ту женщину, – едва слышно проговорила Лика. – Она улыбалась.

Шор глянул в пустую клетку и сказал:

– Наверно, ей хотелось всё это прекратить.

Он отпустил Лику и сел рядом.

– Ты придумал, как нам отсюда выбраться? – Лика спросила на расколотом наречии, чтобы их случайно не подслушали.

– Пока нет, – неохотно признался Шор. – Их слишком много. А другие пленники поднимут шум, стоит сделать шаг из клетки. На работу тебя не возьмут из-за руки. Но сегодня кое-что произошло: Зуен поговорила со мной. Заметила, что я понимаю их язык. Она сказала, что они потомки имперцев.

– Разве те были дикарями?

Лика помнила рассказы о том, что Южная империя была древнее и богаче, чем ветви принцев сейчас. Не верилось, что эти людоеды могли быть потомками такой великой нации.

– Вряд ли они помнят, кем были их предки. Когда тёмный дар уничтожил их дом, то в живых остались единицы. Много ли надо, чтобы люди одичали. Помнишь, я говорил тебе о человеке, который научил меня трюку с кровью? Я думаю, он был из этого племени или другого. В любом случае Зуен думает, что я тоже могу быть айнэ.