Зато теперь я могу с уверенностью сказать, что вылечилась от него навсегда. Жаль, что поздно.
- Думаешь, есть у нас шанс еще? – спрашиваю робко.
- А ты не спрашивай. Ответ тебе не понравится.
Я подавленно молчу. Встаю, медленно прохожусь по круглой гостиной, рассматриваю висящие на стене черно-белые портреты. Не знаю, что меня здесь держит. Наверное, надежда, что бабка сейчас пояснит свои слова.
Но та, отвернувшись к окну, упрямо молчит.
- Ладно, спокойной ночи.
Целую морщинистую щеку и иду к себе. Но, проходя мимо кабинета дяди, невольно останавливаюсь. Оттуда слышатся голоса и довольный смех Митрича.
Стукнув два раза, просовываю голову в щель.
- К вам можно?
- Заходи, - добродушно разрешает дядя.
- О! Ирмочка! – восклицает изрядно выпивший крестный, - заходи, красавица… Вина налить?
- А есть повод? – заинтригованная, прохожу вглубь кабинета и с ногами сажусь на диван.
- Есть!
- Какой?
Затаив дыхание, жду новостей от Алекса. Он поправился? Его выписывают? Он хочет меня видеть?
- Наша Валентинка улетела в Израиль!
- Шумов?
- Хреново ему совсем, - поясняет дядя, - полетел помирать в Израильскую клинику.
Глядя на их довольные лица, я тоже натягиваю на лицо улыбку, пряча за ней свое разочарование.
Новость действительно хорошая. Дело об аварии на «серпантине» не сдвинулось с мертвой точки. Регистратор в машине Антона оказался нерабочим, свидетелей на трассе в момент схода с нее автомобиля не было, к тому же, как узнал Митрич, в крови самого Антона нашли наркотики.