Мысленно застонав, прикрываю глаза.
Идиот.
- Расслабься, сладенькая, - шепчет он с усмешкой, - пусть гондон усрется от злости.
Митрич смотрит на него, недовольно поджав губы. Скорее всего, уже жалеет, что мы взяли Кляйса с собой.
- Кормили уже? – спрашивает Марк у крестного.
- Нет.
- Хорошо, - взяв меня под руку, предлагает прогуляться по залу.
Наш променад, конечно, не остается без внимания. Позабыв обо всем, гости следят за каждым нашим шагом.
Я напрягаюсь. Чужие взгляды почти осязаемы. Мне кажется, что в кожу вогнали миллион острых иголок, отчего оно совершенно меня не слушается.
Но я привыкла к повышенному к себе интересу посторонних людей с детства. Поэтому, нацепив на лицо невозмутимую улыбку и подняв высоко голову, переставляю ноги по скользкому полу.
- Я прошу тебя, Марик, веди себя прилично, - прошу, когда мы оказываемся в нише между двух колонн.
- А я себя как веду?
- Разве я не просила тебя одеться прилично? – указываю бокалом на болтающуюся на одной вязке атласную бабочку и две верхние расстегнутые пуговицы рубашки.
- Да ладно, забей, - отмахивается парень, - много чести перед ними выряжаться. Сборище лицемерных уродов.
Соглашусь, но не поддержу. Пример Марка доказывает, что манера его поведения – наикратчайший путь в могилу.
Вскинув подбородок, он открыто разглядывает публику, а я смотрю на него. Следы избиения уже почти сошли с его лица. Только посеченная бровь и шрам на нижней губе, которые, наверняка, останутся теперь на всю жизнь, напоминают о произошедшем.
Кляйс снова стал секси.
- Это ты уговорила Старого позвать меня сюда? – заломив бровь, вдруг спрашивает он.
- Нет. Я до сих пор не уверена, что тебе здесь место.
Полные губы медленно растягиваются в ленивой улыбке, в глазах вспыхивают крошечные огоньки. Придвинувшись ко мне так, что теплое дыхание касается моего лба, он тихо шепчет: