Просто Давид

Симеон пристально посмотрел на ребенка. И повторил еще четче:

— Мальчик, твой отец умер.

— И он больше не вернется? — все же голос его сорвался.

Ответа не последовало. Миссис Холли судорожно вздохнула и отвернулась. Даже Симеон Холли не мог смотреть в умоляющие глаза мальчика.

Вскрикнув, Давид бросился к отцу.

— Но он же здесь — вот здесь, — возразил он пронзительным голосом. — Папа, папочка, поговори со мной! Это Давид! — Он протянул руку и прикоснулся к лицу отца. И сразу же отпрянул с ужасом в глазах. — Его здесь нет! Он… ушел, — мальчик принялся бормотать, словно безумный. — Это не та часть папы, которая знает. Это другая, которую оставляют. Он бросил ее, как белочка и вода в ручье.

Вдруг лицо ребенка переменилось. Оно осветилось восторгом, и мальчик вскочил с радостным криком:

— Но папа попросил меня сыграть, а значит, ушел с песней — с песней, как и все они. Он сам сказал! И я сделал так, чтобы он пошел по зеленым лесам, слушая журчанье ручейков! Послушайте — вот так! — И вновь мальчик поднял скрипку к подбородку, и вновь музыка переливчатыми трелями полилась в уши изумленного Симеона Холли и его жены.

На несколько секунд мужчина и женщина лишились дара речи. Их рутинная, привычно текущая жизнь — работа на земле и возня с посудой — никак не подготовила их к такой сцене: залитый лунным светом сарай, странный мертвец и его сын, болтающий о ручьях и белках и играющий джигу на скрипочке.

— Мальчик, мальчик, прекрати! — прогремел Симеон. — Ты что, совсем с ума сошел? Ступай в дом! — И ошеломленный, но послушный мальчик поднял свою скрипку и последовал за женщиной, спускавшейся по лестнице со слезами, застилавшими ей глаза.

Миссис Холли была напугана, но в то же время странным образом тронута. Из далекой поры к ней вернулся звук другой скрипки, на которой тоже играли руки мальчика. Но об этом миссис Холли думать не любила.

На кухне она, наконец, повернулась к юному гостю и посмотрела ему в лицо.

— Ты голоден, малыш?

Давид колебался — он еще не забыл женщину, молоко и золотую монету.

— Ты голоден, дорогой? — запинаясь, повторила миссис Холли, и на этот раз у мальчика громко заурчало в желудке, а с его губ сорвалось неохотное «да». Услышав, миссис Холли сразу побежала в кладовую за хлебом, молоком и полной тарелкой пончиков, каких Давид никогда еще не видел.

Он ел как обычный голодный ребенок, и миссис Холли, вздохнув свободнее, решилась подумать, что, возможно, этот странный мальчик не был таким уж странным. Тогда она отважилась на вопрос:

— Как тебя зовут?

— Давид.

— А фамилия?

— Просто Давид.