— А у отца? — почти спросила миссис Холли, но успела вовремя остановиться, не желая говорить о нем. Вместо этого она поинтересовалась:
— Где ты живешь?
— На горе, высоко-высоко на горе, где, знаете, каждый день видно Серебряное озеро.
— Но ты же был там не один?
— О нет, с папой — пока он не… ушел, — сказал мальчик, запнувшись.
Женщина покраснела и закусила губу.
— Нет-нет, я хотела узнать — там что, не было других домов? Только ваш? — уточнила она с заминкой.
— Нет, мэм.
— Но разве мамы не было поблизости? Где-нибудь?
— О да, мама была. В кармане у папы.
— Твоя мама — у папы в кармане!
Собеседница Давида была так потрясена этим ответом, что и сам он выглядел удивленным, объясняя:
— Вы не понимаете. Она мама-ангел, а у мам-ангелов внизу, где живем мы, есть только портреты, и папа всегда носил его в кармане.
— О… ох, — выдохнула миссис Холли, и на ее глаза быстро навернулись слезы. — А ты всегда жил там — на горе?
— Папа сказал, шесть лет.
— Но что ты делал целыми днями? Ты никогда не чувствовал себя… одиноким?
— Одиноким? — взгляд мальчика стал озадаченным.
— Ну да. Ты не скучал по разным вещам — по людям, другим домам, своим ровесникам — и всему такому?
Глаза Давида расширились.
— Как же я мог? — воскликнул он. — Ведь у меня был папа, и моя скрипка, и мое Серебряное озеро, и великие большие леса, в которых со всем можно было разговаривать — и все говорило со мной?