Он снова рассмеялся.
— Теперь ты апеллируешь к… моему желанию не казаться слабым перед лицом молодости.
— А вы когда-нибудь приходило в голову, что вы чрезмерно анализируете тривиальные вещи?
— Постоянно.
Он отдыхал в длинной неглубокой цистерне, открытой с одного конца морю, на плоту, который был соединен с основной платформой. Она лежала почти голая на шезлонге со стаканом воды в руке.
Здесь пролегала основная часть гигантского плота Апраниприла, поднимаясь и опускаясь секциями на идущих одна за другой океанских мегаволнах, среди медленно затухающих остаточных следов шторма — белые зыбкие крыши, похожие на паруса, едва брезжили в потоках солнечного ветра, — образующих время от времени странное кружащееся движение на поверхности воды.
— Что ж, — сказала она, — о нем, по крайней мере, не забыли.
— Думаешь, это действительно важно?
Она покачала головой:
— Лучше запечатлеть себя так, чем вообще никак.
— Не знаю… Нет ничего забвенного — по большому счёту. Так или иначе, но со временем всё проявляется где-то…
— Вы считаете, Вилабье хотел, чтобы его помнили?
— Я думаю, не имеет значения, заботился он об этом или нет.
— Для него это имело значение, — возразила она и добавила: — Возможно, — напомнив себе, что согласно условности, которую они здесь соблюдали, он на самом деле знал этого человека, а она — нет. Хотя не то, что бы она действительно верила ему.
— Он был бы… потрясен, если бы узнал, что его помнят только за Водородную сонату, — сказал Иссерем-КьиРиа, задумчиво глядя на океан за днищем резервуара. — Он ненавидел её.
— Ненавидел?
Иссерем-КьиРиа пожал плечами, поднимаясь и опускаясь в резервуаре.
— Он написал её в шутку, — сказал он ей, снова вытирая лицо. Сознание старика отдалялось сейчас от левиафида — гигантского морского существа, в котором он обитал всего несколько дней назад. Он был там, был тем существом, жил как это существо — плавал, спаривался и сражался с себе подобными — многие десятилетия. По его словам, он пять раз обогнул эту огромную планету. Он все еще привыкал к тому, чтобы снова стать двуногим гуманоидом, и — на данный момент — нашел наиболее удобным и утешительным лежать, плавая, в морской воде.
— Сначала, — добавил он, взглянув на девушку. — Сначала он просто ненавидел её. Потом его отношение стало… серьезнее, но всякий раз с его стороны это была критика, мрачная ирония, затянувшаяся шутка, но никогда не плод любви. Скорее ненависти. Презрения… по крайней мере.
Слова все еще сбивчиво выходили из него. Его разум изо всех сил пытался снова приспособиться к речи после десятилетий протяжного пения и передачи мыслей и чувств с помощью уникальных, хотя и сложных звуковых образов. Время от времени он запрокидывал голову и открывал рот насколько мог широко, как бы зевая. Безмолвно. Эти эффекты должны были продлиться несколько дней, сказали ему медики; глубокие, примитивные уровни его существа были взбудоражены тем, что интерпретировали как своего рода слепоту, периодически возвещая о себе подобными атавистическими всплесками.
ebooksa