Несущественная деталь

Иногда, когда взрослых не было, они могли играть там, где играли взрослые. У нее была группа друзей приблизительно такого же возраста, и они много играли вместе, если не сидели на уроках в маленькой школе на верхнем этаже большого особняка.

Другие иногда бывали жестоки с ней, когда хотели отомстить ей за что-то или если она побеждала в чем-то, а они хотели сказать ей: пусть ты пришла первой в забеге или получила на экзамене отметки лучше, чем остальные, это не имеет значения, потому что в конечном счете она все же была прислугой, даже хуже, чем прислугой, потому что прислуга может уволиться, когда захочет, а она — нет. Она была чем-то вроде скакуна, или егеря, или гончей; она была принадлежностью этого имения, она принадлежала Вепперсу.

Ледедже научилась делать вид, будто ее не трогает то, что другие дети так с ней обращаются. Ей понадобилось какое-то время, чтобы выработать какую-то тактику — как ей относиться ко всем этим обидам. Если она плакала или убегала к матери, то тем проще было остальным детям снова ее дразнить, когда другие игры наскучивали им: наступи Ледедже на больное место — и она убежит. Так что это для нее не подходило. Вообще никак не реагировать, смотреть с каменным лицом — от этого они говорили еще большие гадости, и все кончалось дракой, и она (казалось, она всегда была причиной этого) добивалась их наказания. Так что и это не работало. Лучше всего было поплакать немного, показать им, что она обижена, а потом продолжать, будто ничего не случилось.

Но и в таких случаях у нее возникало впечатление, что некоторые из детей считают, будто причинили ей слишком мало боли и пытаются обидеть ее еще сильнее, но тогда она говорила им, что они маленькие и глупые. Забудь об этом, не останавливайся, учись и двигайся дальше. Они достигли приблизительно того возраста, когда такого рода взрослые разговоры могли возыметь действие.

Они играли в тех местах, где должны были играть, где это не было запрещено, и — лучше всего — там, где играть им явно запрещалось.

Из таких запретных мест любимым у нее был водный лабиринт: целая система неглубоких каналов, прудов и озер, где взрослые играли в большие игрушечные военные корабли, откуда, из высоких башен, с парящих арок и висячих каналов они наблюдали за миниатюрными морскими сражениями.

Как-то раз ей вместе с матерью разрешили наблюдать за одним из таких сражений, хотя получить это разрешение стоило ей немалых усилий, она просила об этом как о великой услуге, но и при этом ее пустили на одно из маловажных сражений в отсутствии богатых и знаменитых гостей — на такие пробные, подготовительные сражения нередко допускались люди из обслуживающего персонала имения, если у них на это время не было других обязанностей. Ее матери не понравилось, потому что она побаивалась высоты и большую часть времени провела с закрытыми глазами, она цеплялась руками за борта маленькой плоскодонки, на которой они передвигались по подвесным каналам.

Ледедже поначалу нравилось, но потом — наскучило. Она решила, что было бы интереснее, если бы она находилась в одном из боевых кораблей, а не смотрела, как ими управляют другие. Мать, не открывая глаз, сказала, чтобы она выкинула из головы эту глупую мысль. Во-первых, он была еще слишком мала, а во-вторых, только мужчины настолько глупы и агрессивны, чтобы залезать в эти плавучие гробы, в которых их расстреливают настоящими снарядами ради утехи избалованных богачей.

Вдалеке Ледедже разглядела один из старых куполообразных постаментов, у которого толпились люди. Бригады рабочих с кранами и большими машинами, напичканными электроникой, снимали купола, две дюжины которых, сколько она себя помнила, окружали особняк кольцом, имеющем в диаметре около двух километров. Когда она убежала в первый раз, ее поймали как раз у подножья одного из таких постаментов. Это было много-много лет назад, может быть, полжизни — ее жизни — назад. А теперь сверкающие белизной спутниковые купола стали бесполезными, устаревшими и их разбирали.

Там и тогда она почувствовала, что взрослеет.

Им пришлось ждать разрешения причалить к маленькой пристани у одной из башен, потом они спустились в лифте, похожем на гроб, и прошли по туннелю, который безопасным путем вел прочь от озера, башен, каналов и кораблей. Выстрелы были слышны даже из особняка.

Она и другие дети — вернее, большинство из них; двое побаивались — обычно подныривали под ограду, окружавшую весь водный лабиринт. Они держались подальше от миниатюрных доков, где обслуживались и ремонтировались корабли. Доки обычно были заняты только в течение нескольких дней до и после больших сражений, но даже в самые спокойные дни там работали один-двое взрослых.

Лучше всего было в туманистые дни. Все это казалось очень странным, таинственным и более крупным, чем на самом деле, словно игрушечный ландшафт каналов и маленьких озер вырастал до нормальных размеров для полномасштабных кораблей. У нее был собственный корабль — старый кусок пенометалла, у других — разнообразные куски пластика, пенометалла и дерева. Они научились привязывать и приклеивать к своим кораблям, всякие дополнительные плавучие штуки. Использовали для этого и пластиковые бутылки и всякие другие предметы, повышавшие плавучесть. Они прятали свои корабли в тростниках, чтобы их никто не нашел.

У них были собственные гонки, сражения и игры вроде салок или пряток. Когда между ними происходили настоящие сражения, они бросали друг в друга комья земли и грязи. Как-то раз они так заигрались, что, когда взрослые стали их звать, уже наступили сумерки. Ребята тогда сказали, что она победила только потому, что черна, как ночь.

Как-то раз два их игрушечных корабля были обнаружены — кто-то чинил плоскодонку в подвесном канале и увидел их игры. Два корабля были у них отобраны, и им пришлось выслушать лекцию об опасностях Невзорвавшихся Снарядов. Они торжественно обещали никогда больше не делать этого, а потом смотрели, как заделывают дыру в ограде, через которую они пробирались в лабиринт. Их это не очень обескуражило, потому что они уже нашли неподалеку другую дыру.

После этого их обязали носить специальные маячки, по которым родители в любое время могли определять их местонахождение, но двое ребят постарше показали им, как отключать эти маячки полностью или как переналадить сигнал, чтобы по нему казалось, будто они в нескольких сотнях метров от того места, где находятся.

Последний день, когда они играли в водном лабиринте, был очень ярким и солнечным, правда, они отправились играть туда уже на заходе солнца, после школы. Все взрослые были очень заняты, потому что господин Вепперс возвращался после долгого отсутствия — у него были какие-то дела на других системах, — а потому дом и все имение нужно было привести в идеальный порядок.

Она не обрадовалась, узнав, что господин Вепперс возвращается, потому что именно он и владел ею. Когда он был в своем большом имении, она видела его редко — их пути редко пересекались, как говорила ее мать, — но одно только знание, что он дома, наполняло ее каким-то странным чувством. Это было как если тебе не хватает дыхания, как если ты упала на спину и ударилась, вот только удариться было не так страшно, как если ты не можешь вздохнуть. Она чувствовала что-то в этом роде постоянно, когда господин Вепперс был дома.

Ледедже не убегала какое-то время, хотя такие мысли иногда приходили ей в голову. Она помышляла убежать на следующий день после возвращения господина Вепперса, но пока она вовсе не думала об этом, а просто наслаждалась последними теплыми часами дня, жужжанием насекомых под небесами, в которых не было других цветов, кроме красного и желтого.

Она гребла, лежа на передке ее старого, надежного боевого корабля, сделанного из куска пенометалла, отрезанного от докового понтона. Она за прошедшие годы придала ему более удобную форму для движения в воде: ее корабль был заострен спереди, загибался сзади в том месте, где она упиралась ногами. Конечно, у нее был никакой не боевой корабль, потому что боевые — большие, тяжелые и неповоротливые, а когда она управляла своим кораблем, она была легкой и быстрой, а потому она решила, что она — легкий крейсер.