— Я заведующий отделением, — отвечаю как могу ровно.
— Я в курсе, — вот теперь она уже совершенно точно улыбается, это слышно по голосу. — Конечно, передам.
— Спасибо, — выдыхаю в трубку.
Отключаюсь и, погипнотизировав телефон взглядом, всё-таки набираю Германа Эдуардовича.
Глава 20
Добрынин
Мне не везёт. Соболевский на звонок не отвечает. Или везёт? Честно сказать, я даже не знаю, чего больше в моих чувствах по этому поводу — разочарования, что ничего не выяснил, или облегчения, что словесная порка пока откладывается. Обольщаться не стоит, Герман за Аннушку меня на части порвёт, когда всё узнает — а он обязательно узнает.
И чем она его зацепила? Грустно хмыкаю. А меня чем? А всех остальных? Все пациенты, даже самые вредные, расплываются в улыбке, когда она заходит в палату. Ещё до того, как у нас начались отношения, я и сам столько раз ловил себя на том, что хочу улыбнуться, глядя на тоненькую фигуру и приветливое лицо.
Откинувшись в кресле, прикрываю глаза и вспоминаю, как увидел её в первый раз. Эта сцена до сих пор во всех подробностях стоит в памяти. Аня была такой… мягкой, нежной. Заснула прямо на стопке бумаг, на сонном лице отпечатался след от рукава, видимо, подкладывала под голову руку. А потом, в раздевалке, не смутившись ни на секунду, стояла передо мной без рубашки…
Мотнув головой, открываю глаза. Ниже пояса всё ноет. Скривившись, поправляю брюки.
— Можешь забыть об этом, — говорю вниз. — Тебе теперь светит только правая рука под воспоминания.
Делаю пару глубоких вдохов и поднимаюсь. Надо отнести истории обратно в архив. Номер Марины я себе сохранил на всякий случай. Названивать ей смысла нет, но пусть будет.
Мелькает мысль всё-таки быстро смотаться к Ане домой, но я не успеваю даже толком это обдумать — меня вызывают вниз, в отделение один за другим начинают поступать пациенты. Спустя час приходится срочно отправляться в операционную, а не успевает бригада отдышаться после одной экстренной операции, как мы тут же влетаем в следующую, ещё хуже.
Только сейчас, оставшись без своей постоянной ассистентки, я в полной мере осознаю, насколько незаменима она в отделении. Мне это и раньше было известно, но теперь… Аня знает всех смежных специалистов, всех резервных доноров, держит в памяти кучу номеров телефонов — да, всё это есть в соответствующих списках, памятках и документах, но пока их найдёшь.
К концу дня я уже с трудом разговариваю — голос хрипит, потому что всё время приходится повышать тон. Врачи и медсёстры сегодня косячат нещадно. Или не сегодня, а всегда — просто раньше все эти мелкие вроде бы проблемы решала Аня?
За окном уже темнеет, когда я, наконец, добираюсь до кабинета. Падаю на диван, прикрыв глаза рукой. Отдохнуть не получается — спустя пять минут слышу стук в дверь.
— Что? — хотел рявкнуть, но сил не хватает, и вместо этого выходит почти стон.
— Никита Сергеевич, — в кабинет заходит Надежда, держит в руках чашку, над которой поднимается парок, — хотела спросить у вас, выяснилось ли что-то?
Ставит передо мной на стол чай.
— Спасибо, — говорю тихо, тянусь за чашкой, делаю глоток горячего напитка и вздыхаю: — Садитесь.