– Привет.
– Можно?
Купава, не дожидаясь позволения, присела рядом на скамью и поставила на колени корзинку, укрытую тряпицей. Илар чуть отодвинулся.
– Я тут подумала, что ты весь день смотришь на хлеб. – Купава сняла тряпицу с корзины и покосилась на Илара. – Принесла вот. Закоптили окорок, получилось вкусно. Мочёная морошка. И козья простокваша, свежая, только утром сквасила. Держи.
Илар несколько раз моргнул, с трудом понимая, чего она от него хочет. Молча принял из рук Купавы крынку с простоквашей и глотнул.
– Морошки прямо туда добавь. Мне так нравится. – Она подала другую крынку, сняв с горлышка кусочек мешковины, перевязанный бечевой.
– Мавна любила так делать, когда ей было… лет шесть, – пробормотал Илар.
Весь разговор казался ему бессмысленным и глупым, но тоже неплохо отвлекал от других мыслей. Только вот Мавна сама собой вспомнилась, но без грусти, наоборот, от этого воспоминания стало теплее в груди.
– А я до сих пор люблю. – Щёки Купавы чуть порозовели, и Илар задержал на ней взгляд дольше, чем следовало. – Ну как?
– Вкусно. Спасибо.
Купава заулыбалась и разгладила складки платья на коленях.
– Ну вот. А то я сижу и думаю: хлеб, конечно, здорово пахнет, и от тебя тоже пахнет хлебом, но ведь если весь день его нюхать, то…
– Зачем ты пришла?
Купава резко замолчала и повернула лицо к Илару. Сзади неё цвёл белый шиповник, и казалось, будто крупные звёзды пытаются вплестись в её чёрные волосы. Илар допил простоквашу одним долгим глотком и вернул Купаве крынку.
– Тоскливо мне, – неохотно призналась Купава. – Девки то на речку, то за травами зовут, а мне их глупые лица и пустые разговоры опостылели. С Мавной всё лучше было. С ней о чём угодно поговорить можно, а не только песни петь.
– Думаешь, со мной веселее?
Купава не смутилась, ответила прямо:
– Не веселее. Но лучше. – Она опустила глаза, глядя Илару на грудь. – Как ожоги? Прошли?
– Прошли. Но показывать не стану, тебе придётся поверить мне на слово.
Деловито кивнув, Купава снова указала на корзинку: