– Филипп, вы что такое делаете? – пробормотала я сквозь зубы и одарила его красноречивым взглядом. – Спрячьте обратно в кошелек. Не позорьте нас.
– Простите? – От искреннего изумления у него изогнулась одна бровь.
– Тетушка, сколько, вы сказали, геллеров? – уточнила я и, стянув перчатку, наскребла в кармане плаща горку мелких монеток.
– Четыре, – поспешно напомнила она, следя, как я пересчитываю мелочовку.
С непроницаемым видом Филипп молча спрятал деньги в кошелек и вернул его обратно в карман.
Чтобы не выглядеть скупердяйкой при богатом муже, пришлось наступить на горло жадности и отдать за два жалких стаканчика горьковатого чая, пахнущего соломой и чабрецом, целую крону!
Когда мы отошли от палатки, я не удержалась и заворчала:
– Ближе надо быть к простому народу, господин Торн. Нас почти приняли за мошенников! – Я сунула Филиппу оставшиеся монеты. – Вот, возьмите. Будете расплачиваться. Хотя постойте! Сколько там денег осталось?
Эмоции на его лице не поддавались переводу. Честное слово, если не знать Филиппа Торна лично, решишь, что он чуток обалдел.
Я заставила его разжать кулак и предъявить на раскрытой ладони остатки медяков.
– Давайте еще купим пирожки, – предложила ему. – На свежем воздухе что-то аппетит разыгрался.
Он молча следил за тем, как указательным пальцем я перебираю монеты.
– Почему вы на меня смотрите? – не поднимая головы, уточнила у него. – Я же из сельской местности и привыкла считать геллеры.
– Хочу поблагодарить.
– Это еще за что? – насторожилась я.
– За бесценный жизненный опыт, – с насмешкой отозвался он и взвесил геллеры на ладони: – Так что? Здесь хватит на перекус?
Пока мы считали медяки, как оголодавшие студенты-стипендиаты, наскребывающие денег на обед, возле лавчонки с пирожками выросла очередь.
– Кажется, господин Торн, у вас появилась возможность приобщиться к жизни простого народа, – задумчиво протянула я.
– Вы хотите ждать на морозе? – уточнил он.
– Не могу же я оставить вас без этого бесценного опыта. За что вы тогда будете меня благодарить? – пошутила я.