Но ее образ рассеивается. А серебристая сова опускает крылья.
Я отшатываюсь назад, зажимая пальцами рот и нос.
Сова кричит вновь, но я качаю головой. Аилесса знает, что я еще не готова сделать последний шаг, необходимый для превращения в Перевозчицу. Она бы не стала просить меня пройти обряд посвящения. И знает, что я пойду на это только в том случае, если у меня не останется другого выбора.
Тело сотрясается от гортанного рычания.
– Я знаю, что ты пытаешься мне сказать, но даже не хочу этого слышать, – с яростью кричу я сове. – Аилесса не умрет!
Может, я и дочь Одивы, но я не стану ее наследницей, пока моя сестра жива. Слезы, вызванные яростью, щиплют мне глаза, отчего все расплывается. Все эти недели не приведут к смерти Аилессы и обретению мной нового статуса.
Сова спрыгивает с парапета и кричит мне.
– Нет! – восклицаю я.
Я больше не стану играть в эту игру. Не проведу обряд посвящения, не стану переправлять души и не стану открывать Врата в Загробные миры. А вместо этого сосредоточусь на спасении Аилессы, пока еще не слишком поздно. Должен быть другой способ спасти Довр от Скованных душ.
И вдруг я осознаю, что он действительно есть.
Я отдам костяную флейту Одиве. Ту, что вырезала последние три дня.
Приняв решение, я устремляюсь прочь от Кастельпонта и на полной скорости несусь в Шато Кре. Мне все равно, чего хочет от меня серебристая сова или Аилесса. Я не стану отказываться от своей сестры.
38. Бастьен
Стараясь не разбудить Аилессу, я тихо схожу с лесов в комнату. Ей нужно выспаться. С каждым днем ей требуется все больше и больше сна.
Она лежит на боку, спиной ко мне. Я опускаю рюкзак и медленно подхожу к ней. Тело охватывает дрожь при виде волнистых каштановых волос Аилессы, которые напоминают темные языки пламени и блестящие изгибы волн. Вот как бы их описал мой отец. Он бы изучил Аилессу со всех сторон, чтобы попытаться изобразить ее красоту с помощью зубила и молотка. И стал бы экономить каждую монету, чтобы изваять ее из мрамора, а не известняка.
– Твой отец вырезал это для тебя, не так ли? – еле слышно спрашивает Аилесса.
Я напрягаюсь. Из-за того, что она проснулась. И потому, что, как и я, думает о моем отце. Ее рука покоится на моем самом ценном сокровище, лежащем перед ней на полу. Скульптуре дельфина. И я не знаю, что чувствую от того, что она прикасается к нему. Это единственная скульптура, которую отец никогда не пытался продать. И я всегда воспринимал ее как подарок мне. Папа часто брал меня с собой на побережье, чтобы посмотреть на дельфинов, моих любимых животных. И мы подолгу наблюдали, как они парами выпрыгивают из воды.
– С чего ты так решила?
– Потому что она самая искусная. – Ее тонкие пальцы скользят по хвосту дельфина. – Это доказательство того, как сильно он тебя любил.
Я переступаю с ноги на ногу, не зная, что ответить. Мне пришлось научиться жить с болью от потери отца, но я никогда не разделял ее. Вместо этого мы с Жюли делили гнев.