Поначалу я ничего не видел. Она указывала то на дверь, то на человека или на небо. Но все это, на мой взгляд, было таким обычным и непримечательным, что в моем сознании проходило по разряду «ничего особенного». Я пребывал в мире сплошного серого «ничего особенного».
Поэтому она останавливалась и говорила, что входная дверь дома, мимо которого мы проходим, голубого цвета. И что в прошлый раз, когда мы тут проходили, она была зеленой. И что, насколько она может вспомнить, жители этого дома перекрашивают свою входную дверь несколько раз в год.
Или она шептала мне, что тот старик на скамейке возле торгового комплекса «Тюдоровская деревня» держит в руке свой слуховой аппарат и улыбается, и что на нем пиджак с галстуком, как будто он отправляется на какое-то важное мероприятие, и что к его лацкану прикреплен крохотный американский флаг.
Или она опускалась на колени, предлагая мне сделать то же самое, и показывала на двух муравьев на тротуаре, перетягивающих оторванную ногу жука раз в двадцать больше их самих. По ее словам, если бы это были два человека, то это было бы как перенести дерево целиком с одного конца города на другой.
Некоторое время спустя я и сам стал кое-что замечать. Когда она говорила «Смотри!», я следовал взглядом за ее указательным пальцем и видел. В конце концов это переросло в состязание: кто увидит первым? Когда я первым сказал «Смотри!» и дернул ее за рукав, меня охватила гордость, какую испытывает первоклассник, получивший звездочку в тетрадь.
Но она не только видела многое. Она все это чувствовала. Ее глаза были напрямую связаны с сердцем. Например, при виде старика на скамейке у нее на глазах выступали слезы. Муравьи-носильщики заставляли ее смеяться. Перекрашиваемая дверь пробуждала в ней такое любопытство, что мне приходилось оттаскивать ее в сторону; ей казалось, что она не сможет жить дальше, если не постучится в нее.
Она рассказала, как заведовала бы «Майка Таймс», если бы была главным редактором. Заметки о преступлениях печатались бы на десятой странице, а о стариках и покрашенных дверях – на первой. Она придумывала заголовки:
МУРАВЬИ ПЕРЕНОСЯТ ГРУЗ ЧУДОВИЩНОГО ВЕСА ПО ОГРОМНОМУ ПУСТЫННОМУ ТРОТУАРУ
ЗАГАДОЧНАЯ УЛЫБКА: СТАРИК КИВАЕТ ПРОХОЖИМ У ТОРГОВОГО ЦЕНТРА
ДВЕРЬ ПРИЗЫВАЕТ ПРОХОЖИХ: ПОСТУЧИ В МЕНЯ!
Я рассказал ей, что хочу стать телережиссером. Она сказала, что хочет стать водителем серебристого фургончика, развозящего обеды.
– Что? – переспросил я.
– Ну, знаешь, люди работают все утро, а потом наступает перерыв в двенадцать часов. Секретарши выходят из офисов, строители снимают каски и откладывают в сторону молотки, все они голодные, смотрят по сторонам – а я тут как тут! Неважно, где они находятся, где работают, я всегда поспеваю вовремя. У меня целая флотилия серебристых фургончиков для обедов. Они ездят повсюду. «Обед едет к вам!» Таков мой девиз. И один вид моего серебристого фургончика делает их счастливыми.
Она описывала, как бы ездила вдоль тротуара, и все едва бы не падали в обморок от чудесных ароматов. Горячие блюда, холодные закуски, китайская кухня, итальянская, какая душе угодно. Даже салатный бар.
– Они поверить не могут, сколько еды входит в мой фургон. И неважно, где ты находишься – в пустыне, в горах или даже в шахтах, – если ты хочешь воспользоваться услугами моего серебристого фургончика для еды, он приедет к тебе. Я найду дорогу.
Иногда я вместе с ней выполнял какие-то одной ей ведомые задачи. Однажды она купила небольшую африканскую фиалку в пластиковом горшочке на распродаже по девяносто девять центов в аптеке.
– Для кого она? – спросил я.
– Точно не знаю, – ответила она. – Думаю только, что для какого-то человека, проживающего на Мэрион-Драйв и попавшего в больницу на операцию. Вероятно, он обрадуется небольшому подарку, когда вернется домой.
– Откуда ты все это узнаёшь?
Она озорно улыбнулась:
ebooksa