Надя мурлыкала и неспешно надевала черные колготки, школьную юбку в складочку, застегивала пуговки на белой рубашке. Немного подумала и расстегнула несколько верхних – ей так захотелось.
Она пощипала щечки, вызывая румянец, и улыбнулась себе в зеркале. «И жить хочется!» – подумала она и прошла в столовую, где, как обычно, уже завтракали родители.
– Надюш, сырники? – спросила мама, вставая.
– Овсянка, мам, не соблазняй!
– А что такое?
– Ну, мам, Ольга Николаевна сказала пока диеты придерживаться, я же говорила…
– Боже мой, дочь, прости. – Мама наклонилась к сидящей Наде и чмокнула ее в макушку. – Сейчас кашу положу! Что-то у меня память в последнее время ни к черту, – говорила она, суетясь у холодильника, – из-за беременности, наверное. У меня так с тобой, Надюш, тоже было. Вон у папы спроси, как он намучился.
Надя посмотрела на папу, который, припомнив, видимо, какую-то историю, улыбнулся.
– Расскажи, – попросила Надя.
– Мы в ресторан хотели сходить, я адрес твоей маме сказал утром и на работу ушел, а она…
– А я не записала, подумала, что не дура, запомню, – вставила мама.
– Сижу я, значит, за столиком, жду… Уже час прошел, второй пошел. Я издергался весь, думаю, вдруг что случилось. Пошел домой, там пусто, хотел уже больницы начать обзванивать. А я тебе напомню, Надюш, сотовых телефонов у нас не было, брякнуть в два счета, как сейчас, мы не могли. Вдруг раздается звонок, я снимаю трубку, слышу: всхлипывание… Чуть не поседел. Спрашиваю: «Что случилось? Ты где?» И на меня вываливается детский сбивчивый лепет, я понять ничего не могу…
– А я просто адрес забыла, – мама поставила перед Надей тарелку с овсянкой, – приехала не туда, заблудилась в закоулках и даже не могла припомнить, на каком трамвае доехала и как добраться до дома, представляешь, как бывает. Просто вылетело из головы – и все. Кое-как нашла телефон общественный, знаешь, были такие раньше… Позвонила домой (к счастью, у меня был записан наш домашний номер), трубку никто не берет.
– Потому что я из ресторана шел, – дополнил папа.