– В силе, в силе, государственный экзамен пострашнее коварства исторички, там я зубы не смогу заговорить.
– Ну тогда сегодня после уроков?
– Сегодня? – Он бросил еще один взгляд на Верочку. – Нет, сегодня я занят. Давай в субботу?
– Хорошо, но ты имей в виду, что за месяц настолько детально, насколько нужно для экзамена, выучить историю почти нереально, тебе нужно как минимум… – И, пока Паша рассуждал, сколько сил нужно приложить Диме для успеха, около них остановился черный «Мерседес», из которого с нахмуренными бровями выскочила Надя.
Не глядя по сторонам, она направилась к школьным воротам.
– Надежда! – окликнул ее Дима. Он не рассчитал громкость, поэтому его услышал весь двор, и Верочка бросила на него быстрый взгляд.
– Привет! – Надя остановилась рядом с ними. – Что?
Паша вгляделся в нее и мог поклясться чем угодно, что глаза ее, несмотря на ореол холодности, которым Надя себя зачем-то снова окружила, блестят грустным светом.
– Про большую перемену помнишь? – спросил Паша, очнувшись от размышлений.
– Да помню-помню! Это все?
– Да! – Паша судорожно пытался найти какую-нибудь тему для разговора.
– У тебя выражение лица, как будто ты потеряла надежду. А разве Надежде пристало терять надежду? – улыбнулся Дима.
Надя, безэмоционально бросив: «Избавь меня от каламбура уровня третьего класса», – зашла в здание школы.
– Наша Венера Милосская снова в амплуа статуи, – сказал Дима.
– Да ладно тебе, – поморщился Паша, – у нее глаза грустные…
– Тебе виднее, – протянул Дима и, бросив взгляд Паше за плечо, чертыхнулся: – Ушла!
– Кто?
– Забей! Ладно, Пашка, до большой перемены.
И тоже зашел в школу.
– Что проводим вместе время, что не проводим, а на уроки в один кабинет мы все равно приходим по отдельности, – саркастично пробормотал Паша.