175 дней на счастье

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я не называл закон причины и следствия справедливым.

– Ты себе противоречишь. Звучит очень справедливо. Что-то сделал – получил результат.

– А если сел в машину, попал в аварию и умер? Причина и следствие. А справедливого мало.

У Лели зазвонил телефон. Он лежал на столе треснутым экраном вверх, поэтому оба без труда увидели, что звонит отец. Леля перевернула телефон и отключила звук.

– Не ответишь?

Леля помотала головой и продолжила прерванный разговор:

– А я вот раньше верила в справедливость. И в то, что все, что ни делается, все к лучшему. Даже когда было, казалось, хуже некуда, в груди сидело это убеждение. Родители орут друг на друга из-за количества детей, я кутаюсь в одеяло и повторяю: все к лучшему. В очередной раз приступ мигрени, от которого ничто не спасает, значит, так нужно. Все к лучшему. А вот недавно я поймала себя на том, что не верю в какую-то жизненную справедливость, в то, что непременно все к лучшему. Так глупо думать, что нас кто-то – жизнь или… Бог – пытается привести к счастью. С нами просто что-то случается – и все. Без всяких там «к лучшему».

– Аж тоскливо стало, – улыбнулся Илья и потянулся на стуле. – Но я в общем-то всегда примерно так мир видел.

– А меня это убивает. Не делает сильнее, понимаешь, а втаптывает, втаптывает, втаптывает… Куча проблем! Но раньше я хоть думала, что это ради чего-то, для моего какого-то будущего счастья. А сейчас это просто проблемы. И я не знаю, для чего их преодолевать, ведь потом будут еще и еще. Просто потому, что жизнь такая, а не из-за какой-то там великой цели. Ни во что не верю. Безверие. Тотальное безверие. Так невозможно жить!

Леля не знала, понимает ее Илья или его глубоко поражает ее неуместная чрезмерная откровенность. Вряд ли их отношения находились на таком уровне, что он готов выслушивать все, в чем она признается. Но иногда одиночество доходит до такой черты, что необходимо просто выговориться, даже если не поймут, потому что держать в себе уже невыносимо.

Илья ничего не ответил. Порылся в карманах школьных брюк, вытащил конфетку и протянул Леле.

– Мне Соня как-то дала. Я забыл и вспомнил вдруг.

Леля подняла уголки губ.

– Сонечка замечательная.

– Это правда, – серьезно сказал Илья.

– Она верит в то, что человек должен прерывать круг зла. Подставлять вторую щеку. И она ведь и впрямь так живет. Как я ей завидую. Она во что-то верит.

– Я вот как думаю, – помолчав, сказал Илья, – каждому человеку нужна какая-то утешительная мысль. По сути, долгое время ею были религия и идея загробной жизни, в которой будет хорошо, если страдал в этой. Но вот утешительная религиозная мысль в наше время уходит на второй план. А людям она по-прежнему нужна, не религия, в смысле, а утешительная мысль. Вот все и ищут, во что верить, чтобы выдерживать трудности. И каждый находит что-то свое. Подгонять всех под одно утешение бесполезно. Кто-то вот, как Сонечка, верит в силу второй щеки. Кто-то в карму, или как она там называется. Кто-то в то, что все к лучшему и имеет замысел. Я вот верю в причину и следствие и в то, что, если приложишь усилия, получишь результат, что все в наших руках. Я поэтому много учусь. Мне нужен результат в будущем. Если ты разочаровалась в одном утешении, тебе нужно обрести другое. Приложить усилия и найти, потому что без опоры жить невозможно.

– «Обрести другое», – передразнив его, протянула Леля, а потом, вдруг став серьезной, вздохнула: – А как? Ни во что не верю. Ни во что!

Илья пожал плечами. Лелин телефон снова завибрировал, она не обратила на него внимания.

– Ты вот в стол веришь? – вдруг спросил Илья. – Или в чашку чая?