Эльф под горой

22
18
20
22
24
26
28
30

Спустя пять лет…

Маниэль вертелась на руках, не желая сидеть и пяти минут, цепкие ручки схватили мои волосы, чтобы сравнить со своими. Малышка улыбнулась, влюблено глядя на меня. Синие глаза Дали теперь смотрели на меня из маленького тела, от меня же дочери достались черные волосы, которыми она так гордилась. Атрикарм — маг, что прибыл к нам пять лет назад из Мадиса, — протянул руку к дочери, чтобы увести ее к Даландин. Жена со мной больше не разговаривала.

Как только я велел открыть шахты, в Теллиросе у меня не осталось друзей и тех, кто меня любил. Только несмышлёное дитя улыбалось мне, не разбирая, каков был поступок отца и маг, что следовал за мной по следу, пока оставалось в моих карманах золото.

Триста восемьдесят мечей лунной стали и пятьдесят умерших, семь с половиной мечей на одну эльфийскую жизнь. Вчера Даландин сама приводила дочь и опять просила закрыть шахты, не желая понять простую истину: город, что разросся втрое, живёт исключительно на руде. И если не погибнут десять в год, погибнет сотни в следующую зиму. В Серый лес всё больше пребывали эльфы: кто-то из Светлого леса, кто-то был рожден в других землях и, услышав о безопасном городе, где раздают дома и сарты каждому новоприбывшему, приезжал в Чернолесье.

Но никто не желал признавать, что за золото, что теперь появилось в Теллиросе, за монеты, что превратились в мощные сторожевые башни, за забитые едой кладовые и десяток магов надо платить кровью. Все предпочитали меня ненавидеть, однако не отказывались переезжать за безопасную каменную стену, что росла вокруг Теллироса и есть еду, что ждала их в новых прекрасно сложенных домах. И лишь на похоронах эльфы Серого леса стенали, тихо насылая на меня все проклятья, что знали. Но я не знал остановки, кровь должна литься в эту землю, по-другому из неё ничего не росло. Мой перст каждый сезон проходился по списку жителей, отправляя выбранных в рудник, сначала это были старики, после женщины и подросшие дети, мужчин я отправлял на смерть не часто, только если те открыто меня ненавидели, скоро их руки пригодятся в другом деле.

К тому же, договор с гоблинами теперь нельзя было разорвать, колесо крутилось без остановки. Прошлой весной к нашим стенам пришла армия сморщенных, как я и предполагал, гоблины решили захватить мою руду, но воинами были никудышными. Дать отпор с таким малым числом воинов было сложно, мир с западом был хлипок, болтаясь на честном слове короля гоблинов, и новый контракт едва ли надёжно скрепил нас с Зарнатхом. Мы отдавали им большую часть заработка от мечей, а они продолжали сохранять тайну от более сильных соседей, нападения которых Теллирос пока не выдержит. Все искали, откуда вдруг у гоблинских торговцев по всему Дарону начали появляться столь прекрасные мечи, торгашей пытались подкупить, даже похищали. Но ничто не делало слово гоблина таким твердым, как добрая гора золота в кармане, а уж в том, что гора в кармане короля Зарнатха и впрямь была большой, я не сомневался. Даже за меньшую часть, что доставалась Теллиросу за мечи, город начал расти, как посевы под заклятьем, росло и число узников рудника.

Так не могло продолжаться долго, я силился придумать новый план, а Зарнатх присылал всё больше заказов на мечи. Некоторые эльфы пытались сбежать из Теллироса, чтобы в следующий сезон не попасть в список смерти, в ответ я запретил покидать город. Всякого, кого ловили маги или наёмники-орки за стенами, я закрывал в рудниках навсегда, показательно мучая голодом, если строптивец вдруг отказывался исполнять работу и приносить к решёткам сверкающие камни. Та же участь ждала всю семью беглеца. После троих наказанных, желающих покинуть город стало меньше, а ненависть ко мне — больше.

Оставалось немного потерпеть, чтобы наладить дела, минуя сморщеннолицых. Я велел укреплять стены, сгоняя весь город от мала до велика на стройку, если мы продержим тайну рудника ещё хотя бы год, гоблины нас уже не напугают. Наше золото превращалось в громадную серую стену с магическими артефактами, что по моему приказу закупались в Мадисе и встраивались прямо в стены города-крепости. За оградой мы продолжали расти: улицы, дома, торговые лавки, кузницы и лекарни, тайные подземные ходы, что начали копать тролли. Эльфийки и далее были обязаны рожать по многу детей, я щедро раздавал монеты каждой, что принесла нового гражданина, и никогда не отказывал в помощи и еде для юных жителей. Будущее было лишь в тех, кто сможет позабыть, на чьих костях вырос Теллирос, и подчиниться мне как когда-то сделали их родители.

Я сидел в тронном зале со списком смерти в руках и решал, кто должен сменить рудокопов, что работают уже сезон и теперь почти умирали от шахтовой болезни. Симптомы её были просты: сначала небольшие язвы, потом несчастный лысел, а нарывы становились всё больше, поражая тело даже изнутри, пока их носитель не умирал в страшной боли и муках, отплевывая кровь. Болезнь подхватывалась уже через месяц в шахте, я приказывал лекарям готовить пьянящие составы для рудокопов и раздавать ежедневно, так, невзирая на боль, эльфы могли ещё поработать два-три месяца. На смертном одре, когда копатель выходил из шахты, ему так же предлагали эликсиры, лекари постоянно придумывали новый способ борьбы с болезнью, но большим спросом у бывших рудокопов всё равно пользовались яды.

— Светлый Король, вашей супруги нигде нет, — оторвал от размышлений Атрикарм, что вернулся с дочерью. — Я отправил за ней.

Маг был приставлен к моей дочери круглые сутки как охрана, он берёг её хрупкое здоровье и лишь благодаря ему Даландин родила и не умерла в то проклятое лето, когда в Ледяном море утонула наша последняя надежда. Но и это жена предпочитала не видеть, брезгливо отворачиваясь, увидев меня.

Маниэль она тоже не любила. Никогда ранее я не подумал бы, что моя Дали, моя хрупкая нежная лекарша, способна так ненавидеть. Атрикарм не раз говорил мне, как она плохо обращается с малышкой, как оставляет одну в слезах, не желая утешить, как нехотя она брала на руки её младенцем и только тогда, когда маг не выдерживал и делал замечание. Но кроме Дали и мага я больше никому не доверял ребёнка, город ополчился на меня и ненавидел.

Даландин вчера приходила ко мне, опять просила закрыть шахты, а сегодня вот куда-то пропала. Размолвка с ней ранила меня только в начале, было тяжело лишиться единственной поддержки, но с каждым днём я старался нуждаться в одобрениях меньше, размышляя, как выполнить Вечное обещание и приди к общему благу, а не вновь губить подданных напрасными попытками выжить.

Маниэль вновь тянула ко мне руки, что-то возмущенно бормотала под нос, не желая оставаться у Атрикарма.

— Присоединись к поискам, она пусть останется тут, — распорядился я, взяв дочь на руки.

Маг поспешил исполнить приказ, покинув тронный зал:

— Ничего, Маниэ, слушай отца и расти. В Светлом лесу растут два принца, лучший заберёт тебя и там тебя все полюбят. Светлый лес будет твоим, я тебе его подарю, — беседовал с дочерью, малышка внимательно слушала.

— Знаю папочка, я тебя всегда буду слушаться, — уверяла дочка, я улыбнулся, поглаживая мягкие волосы.

Вдруг дверь в тронный зал распахнулась, с грохотом ударившись в стену. К нам вломились трое с мечами, на улице раздавались крики и звон стали, Маниэ заплакала. Оттолкнув дочь за трон, я схватился за оружие, завязался бой. Трое эльфов были моими же воинами, которых я берег, не отправляя в шахты. Выпад и я ранил одного, но второй успел в ответ пронзить мое плечо, увернулся и ответил, но тут же подоспел третий, силы были не равны. Я вертелся и отпрыгивал, отбивал выпады и старался напасть сам, потеряв счёт попыткам, вступал в бой то с одним, то с другим.

— Брось оружие, Рудный король, иначе я убью её! — раздалось сзади, раненый солдат схватил мою дочь, приставив к её шее меч.