Сахар на обветренных губах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты издеваешься?! — взревела Милана. — Для тебя всё это прикол? Как обычно? От меня папа вчера отказался из-за твоей суки! Сказал, что у него нет такой дочки. Меня нет! Ты понял? Меня! — она ударила себя в грудь, но сразу поняла, что бить Вадима куда более интереснее. Снова толкнула его в плечо. Вадим пошатнулся, но остался стоять на месте.

Я видела, как он стиснул челюсти. Видела, что он едва себя сдерживает, сжимая кулак. А эта истеричка продолжает кричать и толкаться. Продолжает винить во всём кого угодно, но только не себя. Она белая и пушистая, а мир вокруг жесток и несправедлив к ней. Она ведь просто хотела побить одну девчонку компанией из трёх человек. Сама невинность.

Люди смотрели не только на Вадима с Миланой, но и на меня. Всем было понятно, кого она имеет в виду, называя «этой сукой».

Стоять в стороне уже невозможно. Я разрывалась между желанием уйти и встать между Миланой и Вадимом, чтобы она перестала унижать его на глазах у всех. Он не заслужил такого отношения к себе, не заслужил такую психопатку, как его бывшая. По крайней мере, за те дни, что мы знакомы, я не увидела в нём чего-то кардинально отрицательного. Да, он избалован родителями, особенно мамой. Избалован женским вниманием и знает об этом. Но он не циничен, не высокомерен и не кичиться тем, что у него есть.

Пока я думала, подойти мне к нему или уйти, к ним подошёл Одинцов. С присущим ему хладнокровием он посмотрел на обоих и спросил:

— Что здесь происходит?

— То, что вас не касается! Уйдите! — крикнула Милана, которая заплаканными глазами видела перед собой только Вадима, которому сейчас за неё было неловко. — Ты так и будешь молчать? Ничего не хочешь мне сказать?

— Что ещё я тебе должен сказать? — процедил Вадим. — Мы расстались, Мил. Расстались. Всё! Я больше не хочу выяснять отношения ни с тобой, ни с твоим папашей. Отвали от меня и даже близко не подходи к моей девушке. Поняла?

На последней его фразе я поймала на себе прямой взгляд Одинцова. Лёд в его глазах будто стал темнее. Мне стало неловко. По коже рук пробежали холодные мурашки.

Когда я успела стать чьей-то девушкой? После вечера с макаронами? А меня он спросил?

Я начала злиться. Что-то внутри меня раздосадованно закипало. Я на такое не подписывалась.

Колесников не дождался ответа от Милы. Он перехватил мой взгляд и удерживал его несколько секунд. Затем я перевала взгляд на Милу и поняла, что она прослеживает незримую нить между мной и Вадимом. Её подбородок и нижняя губа начали трястись от плохо сдерживаемых слёз.

Сейчас её было жалко. Потому что стало понятно, что она до сих пор любит Колесникова. Да, эта любовь странная, она больная, но она есть. И Милана старательно несёт её в себе, скорее всего, уже не первый год, пока Колесников позволяет себе отношения и флирт с другими.

Вадим понял, что Мила больше ничего не скажет ему, и переключившись от неё, пошёл ко мне. С лёгкой улыбкой на невыспавшемся лице.

Я смотрела то на него, то на оставшуюся на месте Милану и Одинцова. Она смотрела в спину Колесникова. Одинцов, почему-то смотрел на меня взглядом, в котором невозможно было угадать его мысли.

Я вернула внимание Колесникову и поняла, что он уже очень близко. Правая его рука поднялась, а в следующую секунду я почувствовала, как широкая ладонь легла мне на затылок. Он притянул меня к себе, мягко приобнял за талию свободной рукой, а затем его губы жестко накрыли мои.

Я опешила.

Я не была к такому готова и не предполагала, что нечто подобное может со мной случиться.

Всё, что я успела сделать — возмущенно вздохнуть, а затем замереть.

Я оказалась обезоружена и совершенно растеряна. Звуки и голоса вокруг резко исчезли. Меня будто выкинуло в вакуум, где нет ни воздуха, ни возможности пошевелиться.