Восхождение богов

Любовь. Настоящая сила, против которой в арсенале Ктуула попросту не было оружия. Он даже не понял, что именно получил, когда Демон, цепляясь за него, потащил вниз, обратно на разваливающуюся площадку. Камни задрожали под ними, отламываясь и падая. Совсем скоро от скал не останется ничего, и дворец рухнет в воду.

Старый бог едва мог дышать, он буквально был взорван изнутри, и его распирала такая нестерпимая эмоция, от которой все вокруг бледнело, исчезало, становилось слишком живым. Он потерялся в ощущениях, удерживаемый объятиями Демона, чувствуя то неведомое, что было доступно всем остальным. Вечный не мог оторваться, его била дрожь, перед глазами вставали воспоминания, они вонзались в сердце, как тысячи кинжалов, разрывая душу. Он даже не знал, что был способен на это. Не знал, что именно переживает, но ощущал и покой, и мятеж, и злость, и радость. Сердце билось так быстро, что начинало мерцать, а ядро, вплавленное в него, становилось жидким, будто побывало в горниле бессмертного кузнеца.

– Ты чувствуешь, Ктуул? – Ник вынырнул на поверхность Демона, и Селеста безропотно пропустила его. Все, что было нужно – маленькое преимущество. Момент, когда старый бог был уверен в полной победе, не представляя, что есть способ сокрушить его. – Я люблю тебя. Мы все любим тебя, мой прекрасный учитель…

Застонал дворец, как стоглавый зверь, рвущийся из клетки. Скрежет поднялся такой, что померк свет, и плиты под ними пришли в движение. Клубы пыли поднимаются в воздух, а вечный под Никлосом плачет, как маленький ребенок, вышедший из тьмы на свет. Он заново родился, и в этом рождении особенно остро чувствует смерть планеты.

– Я хочу подарить тебе кое-что. Я хочу исполнить твою мечту, но для этого ты должен довериться. Слышишь? Пожалуйста, доверься мне, Ктуул! – продолжал шептать Ник, пока они медленно соскальзывали вниз.

Глаза вечного беззащитны. Он не сопротивляется самому себе, больше не видя того драгоценного холода, что удерживал его от шага вперед. Его истинный страх – доверие и предательство. Истинная боль – отец, что отверг его, и мать, что умерла, рожая его – угасла перед искренностью, в которую Ктуул безоговорочно поверил.

– Пожалуйста, только не делай мне больно, – прошептал он, повторяя слова, сказанные в детстве, что так отчетливо вспомнились теперь.

Он увидел на месте Ника своего отца, увидел пряжку ремня и услышал: «Ты так на нее похож», а потом была боль и рана на месте вырванного сердца и души. Его растерзали на куски, и он умер тогда, уступая место холодной змее, которую никто не может ранить.

«Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что», – голос Шэ зазвучал так близко, и частица его души расцвела в нем, показывая, как бог добровольно шагает в кипящее жерло вулкана, будучи отвергнутым своим возлюбленным отцом.

«Братик, я никогда не отвернусь от тебя, слышишь? Я люблю тебя!» – голос сестры возвращает его в тот момент, когда он бил ее за доброту, что она дарила ему.

«Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю…» – голоса сливались в бесконечный ряд, как и вереница лиц тех, кто искренне его любил. Даже Клэрия мелькнула среди них яркой вспышкой с печальной улыбкой. Они дарили ему любовь, а он ломал их за эти дары так, как сломали его самого.

– Мы всегда будем любить тебя, – голос Никлоса звучал отчетливо, но так далеко, что старый бог, плавая в озерах воспоминаний и осознания себя, даже не понимал, что именно слышит. – Мы – дети звезд, и тебе пора стать настоящим отцом для всех нас.

Ктуул так и не смог открыть глаза, его золотые белки вытекли наружу. Его переполняла безграничная, вечная любовь, яркая, как материнское чрево. Было сладко и больно одновременно. Казалось, что тело исчезает, а в груди пылает пламя, настолько раскалилось ядро, сияя внутри жидким огнем. В последний раз бог ощутил прикосновение к себе другого существа, а потом любовь стала такой ослепительной, такой бесконечной, что он больше не мог ее держать в себе и взорвался, прошептав:

– Мой Никлос…

* * *

Они держались друг за друга, наблюдая вспышку в небе, далекую, но достаточно близкую, чтобы полыхнули радужными огнями остатки, падая благодатным дождем на землю. У них было немного времени, чтобы полюбоваться рождением новой звезды. Нового ожерелья, прежде чем оно окончательно исчезло в бескрайнем космосе.

– Он всегда будет любить своих детей, хоть и не будет осознавать себя. Окончательная форма любви. Новая жизнь, – прошептала Селеста, ощущая мягкое присутствие Шэ. – Ты знал, хитрец, что так будет. Ты всегда этого хотел. Но как? Как мог догадаться, что все сложится именно так? – ее восклицание повисло в воздухе, а Ник лишь плотнее прижал ее к себе. В его лбу немилосердно чесался алмаз, и он едва удерживал в себе эту силу.

– Пора. Иначе трансформация завершится, и я застряну так же, как и Ктуул.

Девушка поцеловала его в губы, и они исчезли, спускаясь обратно в сердце планеты. Там совсем не осталось света, он исходил теперь только изо лба Никлоса, озаряя путь до конца туннеля, к пустому залу, в центре которого зияла рваная рана небытия.

– Мы можем умереть, – прошептала Селеста, вставая напротив мужчины так, что ядро оказалось между ними. – Когда сделаем это. От нас ничего не останется.

– А разве можно поступить иначе? – устало прошептал Ник, прикладывая руку ко лбу.