Во сколько ты уходишь?
Я напечатала быстрое сообщение в ответ.
Я сяду на автобус через 20 минут.
На моем экране появились три маленькие точки, показывающие, что она печатает.
Если хочешь, я могу забрать тебя, и мы пойдем вместе.
Мой большой палец остановился на телефоне, пока я читала ее предложение. В ушах звенело от отдаленного звука бьющегося стекла и ломающихся костей. Вкус металлической крови наполнил каждый уголок моего рта, и я чуть не подавилась им. Вот только крови не было. Я захлебывалась собственной слюной, а воздух вокруг меня становился тяжелым, холодным… удушающим.
Мои пальцы дрожали, когда я печатала свое сообщение Райли.
Я не могу. Ты знаешь, что я не могу. Мне жаль. Я поеду на автобусе.
Она знала причину, и я также знала, что она только пыталась помочь, но в этом не было нужды. Я ничем не могла помочь, когда дело доходило до…
Я покачала головой, прогоняя расплывчатые вспышки перед глазами и отказываясь думать о той ночи, когда вся моя жизнь изменилась.
Схватив фен, я выровняла его над головой и расчесала каждую спутавшуюся прядь волос. Когда мои волосы стали сухими и блестящими, я заплела двойную косу во французском стиле на макушке с двумя конскими хвостиками. Это было мило и сделало мое лицо более круглым и симметричным.
Мое отражение в зеркале до пола смотрело на меня. Моя рука поползла к груди по моему полотенцу, где оно медленно расстегивалось. В поле зрения появилась верхняя часть моей груди, и мои глаза поймали шрамы. Длинные зубчатые белые линии змеились прямо из середины моей маленькой груди.
Я позволила моему полотенцу выскользнуть из пальцев, полный шрам теперь виден в зеркале. Кожа вокруг него была немного розовее остальных. Он зажил должным образом, но я не думаю, что он когда-нибудь полностью исчезнет. Иногда он болел, как призрачное эхо настоящей агонии, через которую я прошла.
Боль нахлынула на меня, как бушующая буря, и мои колени угрожали подогнуться подо мной. Мои глаза горели, когда слезы висели на моих нижних ресницах, и я яростно сморгнула их, отказываясь плакать. Мое сердце плакало, но я отказывалась проливать слезы.
Я медленно подняла руку и легонько провела ею по шраму, проводя по бело-розовым линиям. Кончики моих пальцев едва касались кожи, и я сжала руку в кулак, сдерживая дрожь.
Сказали, что я перестала дышать на операционном столе — я умерла на мгновение, прежде чем меня вернули.
Я подумала… может быть, было бы легче, если бы я действительно была мертва.
Но потом я вспомнила… Я была жива для них — моих родителей.
Я отвела взгляд от зеркала. Прошло четыре года с тех пор, как у меня появились шрамы, но я все еще не могла смотреть на них дольше двух минут. Они были прекрасным напоминанием о том, что я жива… но также и уродливым напоминанием о той ночи.
Схватив рваные джинсы и подходящий к ним свитер, я быстро оделась, чтобы не опоздать на автобус. Мои бабушка и дедушка все еще были в продуктовом магазине, поэтому, прежде чем запереть за собой дверь, я обязательно включила сигнализацию.