— Ты продолжаешь называть меня Сладкой Щечкой, хотя я тысячу раз говорила тебе остановиться. И ты продолжаешь использовать ненормативную лексику. Ты груб, незрел и невнимателен к другим людям, — прошептала я.
— Но ты называешь меня Пуделем. — Это все, что он вынес из моей тирады?
— Я зову тебя Пуделем, потому что ты называешь меня Сладкой Щечкой. Я верю, что в любви и на войне все справедливо.
Он подошел ближе, наклонив голову, чтобы прошептать мне на ухо.
— И что между нами? Любовь? Или война?
— Война, — сказала я сквозь стиснутые зубы.
— Я одобряю, — сказал он слишком быстро, лопая жвачку. — Что-нибудь еще?
— Да, — я практически закричала. — Ты. Поцеловал. Меня.
— Ах. Значит, ты ненавидишь меня, потому что я украл твой первый поцелуй?
Он так думал? Это маленькое дерьмо.
У меня вырвался вздох, и я провела рукой по лицу, пытаясь прогнать холод.
— Это был не первый мой поцелуй, Мэддокс. И я презираю тебя за то, что ты сделал это без моего разрешения. Это… было неприемлемо.
Он потер щеку большим пальцем и покачал головой, все еще улыбаясь.
— Проклятье. У тебя много правил.
Мои губы скривились.
— И я полагаю, ты из тех, кто ненавидит правила?
Мэддокс одарил меня злой улыбкой.
— Я нарушаю их, Лила. Я люблю нарушать правила.
— Это заставляет тебя чувствовать себя более мужественным? — издевалась я.
— Нет. Это заставляет меня чувствовать себя живым. — Его признание заставило меня замереть, и я уставилась на него, следя за выражением его лица в поисках лжи, но все, что я увидела, была искренность.