– Воевода узнал, что ты с людишками пойдешь к обители. Слух по городу идет, святотатствуете. Грех это большой, – просто сказал отец Евод.
И Степан поморщился, будто сам не знает.
– Отправит он служилых к монастырю, дабы схватили тебя.
– Не зря пищали прихватили.
Степан слушал отца Евода: велели постричь Аксинью, дабы не вводить в непокой черниц и послушниц монастыря. И тут же думал, что ждет его у той обители: поругание или смерть? И надеялся лишь на одно: успеть вовремя, чудом иль хитростью добыть из-за крепких стен Аксинью, отдать Хмуру, дабы тот увез в тайное место. А там… Будь что будет.
– А где добрая новость-то? – вспомнил наконец. – А то все худые да худые.
Отец Евод вытащил из-за пазухи грамотку и протянул Степану. Тот придержал поводья. Гнедой недовольно фыркнул, повел ушами: мол, что за безобразие.
А в грамотке писано было такое, что Степан присвистнул и, ежели мог изловчиться, обнял бы еловского батюшку.
Сняла грубые башмаки: от них шум на всю оби- тель.
Дверь скрипела громко, по горлу резануло: иж-ж-ж.
Аксинья замерла: никто не услыхал. В темное время послушницы спали, самые ретивые черницы молились. Лишь Серафима сидела у ворот, вечная стражница.
Да ей идти не к воротам.
Шаг, другой.
Холодно, чуяла, студено, точно не летняя ночь. Да только в ней полыхал такой жар, что босые ноги не чуяли росы.
Су-сан-на.
Фео-до-руш-ка.
Камни острые, режут ноги.
Она кралась черной кошкой по обители, вновь и вновь называла дочек.
Су-сан-на.
Над головой шорох. Вздрогнула.
ebooksa