А она то ли в обморок окунулась, то ли уснула.
Сколько прошло, неведомо. Ее кто-то поил, звал по имени, помогал дойти до помойной лохани, обтирал чем-то. Дни и ночи сливались в одно темное месиво из ее слабых рук, бреда, бабьих причитаний и детского сопения. Отчего ей так худо, Аксинья и сама не знала.
Сапожник без сапог, она тихонько повторяла Анне травы, что должны были вернуть силу. Ромашка, царь-трава и одолень-трава, подорожник, лист смородины и шиповник. Вливала в себя горький отвар с тщанием умирающей. Да только помогало лишь одно снадобье.
– Мамушка, отчего ты все лежишь? – Феодорушка сидела в изголовье, тихонько перебирая пряди волос.
– Устала мамушка, – отвечала Аксинья.
– А ты еще поспишь и станешь как прежде? – спрашивала дочь, и Аксинья ощущала, как соль щиплет глаза.
– Батюшка найдет Сусанну, и стану как прежде, – шептала она.
Однажды встала с постели, натянула сарафан, сделала пару шагов и вернулась назад, под пять стеганых одеял. Тепло и спокойно ей было лишь там, каждое из одеял отделяло ее от тоски и страха. А Феодорушка ложилась с ней рядом, что-то бормотала, пела тихонько – точно ласковый котенок.
«Счастье мое… Половинка счастья».
– Надобно вдвоем остаться.
Степана услышала. А может, ощутила, как из горницы вытекли люди и кошки. И даже Феодорушку отец велел вывести, хоть та и противилась, глядела гневно – точь-в-точь Степан, когда ему перечат.
Сел на ее постель, отодвинув пять одеял, оперся на здоровую шую, почти навалился на Аксинью большим горячим телом, глядел в глаза… И она подумала: ужели будет делать то, что привык? А потом вспомнила, как тонки ее пальцы, как выступают вены на руках, как, наверное, страшен ее лик, – и не глядела на себя за эти дни, о том и не думала.
И внезапно засмеялась.
– Ты чего? – спросил Степан, и радостная синева немного потухла.
– А ничего, – ответила и вновь засмеялась.
– Скучаю по тебе. А людей за Сусанной отправил, найдут ее.
И сбивчиво заговорил о людях своих, отправленных за дочкой, что с перерезанным горлом валялись на пустыре за государевым кабаком, о том, чего она слышать не хотела.
– Отыщу Сусанну, из-под земли достану, – повторял он.
– Не надо из-под земли, – шептала Аксинья и чувствовала, как кипят в ней слезы. Одолели проклятые. – Илюху Петухова сына за ней отправил?
Степан чуть отодвинул жаркое и жадное тело от ее безвольного, сразу поняла: не Илюха ищет Сусанну. Стал объяснять многословно и жалко, что Илюхе настоятельница Покровской обители велела в наказание работать в монастырском лесу, что Хмур и верные казаки отыщут синеглазую дочь, о том можно и не плакать.