Степан услышал наглеца, да вместо того чтобы велеть стегать его нещадно, только сбросил шапку и отвесил ему подзатыльник. Да еще и ухмыльнулся во весь рот.
Отец Евод прочел утреннюю молитву, и все кланялись, крестились. Отродясь у Степановых людей не было такого рвения к праведной жизни. Но здесь, под стенами монастыря, где сидели они с пищалями в ожидании неведомо чего, это казалось самым верным.
Степан просил священника вновь сходить с поклоном к матушке Анастасии, и они долго шептались, нежданные сообщники. Людям велели вновь прочесывать лес, но всякий чуял: в том нет особой нужды.
Степан остался у ворот обители, сел на поваленный ствол сосны, точил нож, чистил безо всякого рвения пищаль, буравил взглядом высокий тын, словно надеялся провертеть дыру да влезть в нее и отыскать ту, кого так давно не видел.
Ночью слышал он голос, знакомый, усталый. Тот голос повторял одно и то же, не просил – заклинал, не стонал – звал его. Там, в зеленом мареве сна, он обращался то ли в собаку, то ли в волка, чуял ее, находил в темном подземелье и вызволял, а она целовала и называла счастьем своим.
Степан тряхнул головой, прошептал: «Ведьма», испугался своего шепота, хоть и слышать его могли только птахи, что копошились в ветках черемухи, вольготно разросшейся на обочине леса.
Отец Евод давно ушел в монастырь, в руках его был темный плат послушницы. Разговор его должен быть кратким, дело – ясным, но солнце взлетело уже над макушками сосен. Еловской священник все не возвращался.
Степан встал, вытянул затекшие ноги, зачем-то проверил деревянную десницу, сам ухмыльнулся, увидал казачков, что махнули руками без радости: мол, никого не нашли, разворошил костер и поставил чеплагу с водой.
Время тянулось бесконечно.
А когда отец Евод наконец вышел из обители, побежал к нему, точно безусый отрок.
Согласилась.
Степан не знал, чего в нем больше: азарта, надежды или желания прикопать настоятельницу Покровского монастыря в землицу – прости меня, Господи, раба твоего грешного, – за упрямство и нежелание пойти навстречу в такой малости. На что ей грешница да знахарка низкого роду-племени?
Близился вечер, моросил назойливый дождь, колокола гулко звенели, но во влажности их звон казался дальним, словно обитель вдруг перетекла куда-то вглубь леса. Казачки жались к костру, как промокшие воробьи, и стучали вареными яйцами друг другу по лбу. Сундук с резной крышкой и «ой тяжелым» содержимым уже стоял близ костра.
Наконец ворота обители открылись – несмело, точно внутри боялись, что бородатые нелюди Степки Строганова вломятся в монастырь и устроят пакость. Они шли, черные, неспешные. В середине стаи – мать-настоятельница, пава в темном да с большим серебряным крестом на груди, справа и слева – черные птицы помельче саном. Шли недолго, застыли близ ворот.
Отец Евод подошел первым, даже улыбнулся. Степан подумал о неподобающем, увидел, как молода и хороша настоятельница захолустного монастыря.
– Степан Максимович Строганов, именитый человек, купец, владетель заимки и сотни десятин земли по Каме и ее притокам, сын Максима Яковлевича Строганова, – представил отец Евод, точно в покоях государевых был, а не на грязном, застывшем глиняными колдобинами пятачке меж святым местом и диким лесом.
Степан стащил колпак, склонился низко – аж кровь прилила к немолодой голове – и пожалел, что растерял ухмылки и нежности, повергавшие в дурман и девок, и вдовиц, и, что там, черниц.
Матушка согласилась отойти на пару шагов от всех прочих. И он, не отрывая от нее синего, манкого взгляда – соскреб все, что мог, – просил, чаровал, предлагал, торговался, умолял.
Да все об одном, о воле для Аксиньи Ветер. О том, что сидит она в монастырской темнице, что Степан просто так не оставит узницу (да ласково, без угрозы). О милостивом сердце настоятельницы, о больших пожертвованиях, о новых голосистых колоколах для звонницы монастырского храма.
«Без мужика баба сохнет. И эта скоро вся высохнет», – мелькало в голове, когда настоятельница глядела на его потуги, перебирала четки, склоняла голову, точно был перед ней глупый зверек, бегавший в колесе. Равнодушно прочитала грамотку от Михаила Федоровича, попрощалась ласково, кивнула своим черницам: возвращаемся в обитель.
ebooksa